5.

"...Пока к долине я свергался темной,

Какой-то муж явился предо мной,

От долгого безмолвья словно томный".

Данте "Божественная комедия".

    Пещера, в которой меня оставил черт, была довольно большой, и по прежнему освещалась красным светом, от которого, к слову сказать, глаза мои порядочно устали. Однако к этому интерьеру явно приложили руку если не люди, то, по крайней мере, какие-то разумные существа. Правда, с тех пор все здесь пришло в упадок. Из множества античных колонн, подпиравших свод, целыми и невредимыми сохранились немногие. Пол был усеян отбитыми капителями и прочими кусками колонн. Здесь же валялись свергнутые с пьедесталов статуи, их руки, ноги, и головы с отбитыми носами.

    Души умерших кружили между колоннами, иногда напоминая пчелиный рой, иногда небольшой смерч. Их плач, не переставая, звучал у меня в ушах. Да, теперь я знал, что это был не гул, а стон, бесконечный стон тысяч и миллионов погибших душ, заключенных в этом ужасном месте. Медленно поворачиваясь, я осматривал окружавшую меня обстановку и вдруг почувствовал себя таким одиноким и брошенным, что невольно пожалел, что мой болтливый проводник меня покинул. Я повернулся еще немного и увидел все ту же черную собаку, которая бежала перед нами, пока мы шли по подземелью. Она лежала на обломке колонны и смотрела в мою сторону. Ее карие глаза пристально рассматривали меня, и в них светилась совершенно человеческая ирония, губы улыбались точь-в-точь как у человека, и только красный и влажный язык по-собачьи торчал изо рта, мелко подрагивая. Собака будто дразнила меня. Ее длинные уши торчали вверх, а передние лапы были вытянуты - ни дать, ни взять, вылитый египетский Анубис. "А вдруг это он и есть?", - подумал я, но не стал показывать вида, что обратил на собаку внимание. Я даже отвернулся вполоборота и стал усиленно пинать ногой оторванную голову какой-то статуи.

    "Mort Dieu!", - голос раздался так внезапно, что я вздрогнул, - "Молодой человек, оставьте же, наконец, в покое произведение искусства!"

    На том месте, где только что лежала черная собака, в небрежной позе развалился человек, внешность и одеяние которого вполне достойны подробного описания. Вытянутое лицо с крупным орлиным носом, насмешливые глаза, нахально закрученные вверх усики и под ними тонкие губы, застывшие в полуулыбке, небольшая козлиная бородка. Одет он был во все черное, видимо, по последней средневековой моде, - черный бархатный камзол, широкие черные штаны, ботфорты и черный берет, из которого торчало золотое фазанье перо. В одной руке у него была свирель, которую он то и дело подносил ко рту, с нескрываемой иронией глядя на меня, однако ни разу в нее не дунул.

    "Добрый день!" - поздоровался я - "Или вечер, что-то я тут у вас сбился со счета".

    "Не мудрено! Ведь здесь только одно время суток - время скорби!"

    "Где-то я слышал эту фразу, по-моему, у какого-то писателя ..."

    "Возможно", - холодно прервал он меня, - "Но я первый придумал ее. Впрочем, это не имеет значения (тут он снял берет и церемонно мне поклонился). Весьма счастлив видеть вас, mon cher ami, в стенах нашего заведения, обители скорби, citta dolente, так сказать! Буду рад служить вам и показать все достопримечательности сей, как говорится, печальной юдоли!"

    "А-а", - догадался я, - " Так вы - мой проводник? Очень рад! Вы, стало быть, замещаете Вергилия?"

    "В некотором роде. Заметьте, я замещаю, а не меня, ибо я незаменим. А теперь вернемся к делу! Прошу вас следовать за мной, и не отставать не на шаг. Целью нашей краткой экскурсии является осмотр памятно-назидательных мест и ужасающе-нравоучительных достопримечательностей Ада. Надеюсь, это послужит вам Грозным Предостережением. Собственно, ради этого вы и были сюда вызваны таким несколько необычным способом, в рамках проводимого нами месячника профилактики греховности ".

    Все это он произнес монотонным голосом бывалого гида, и лицо его при этом приобрело соответствующий скучающий вид.

    "Well! Let's begin! Пройдемте к началу осмотра!"

    Услышав слово "begin", я вспомнил, что в младших классах, когда мы еще толком не знали латинского алфавита, учительница английского языка всегда начинала урок словами - "We shall begin!". Тогда я пытался представить себе, каков он, этот Бегин, и куда же это он "вышел". При этом мне всегда вспоминался стишок - "Палка, палка, огуречик - вот и вышел человечек..." И Бегин представлялся мне неким зеленым человечком в мелких пупырышках.

    " Пройдемте к началу осмотра?! Неплохо было бы сначала представиться", - подумал я, - "По-моему, порядочные люди поступают именно так".

    Мой гид обернулся, и, ухмыляясь, произнес - " Где ж я вам найду порядочных людей в Аду?"

    "Чудно! Вы и мысли читаете, господин Мефистофель?"

    "Я вовсе не Мефистофель! Никакого Мефистофеля никогда не существовало. Можете мне поверить, это чистейшей воды выдумка. Скупкой душ у нас всегда занималась разная пузатая мелочь, бесы третьего разряда, вроде Смолкина и Флибертиджиббета".

    "Так может быть, вы тот бес, что помогал студенту из Алькалы?"

    "Нет! Я, как видите, не хром. К тому же Асмодей ведает Любовью, Смерть не его епархия. Если же вам непременно надо меня как-то называть, то называйте меня Уриэль. Смертные любят всему давать названия. Даже звездам они дают свои имена. Какая самонадеянность! Это так же смешно, как если бы бактерии давали свои имена уличным фонарям. Для вечных созданий, подобных мне, имя вещь несущественная. Ведь название, которое может быть выражено словами, не есть постоянное имя. Что значит имя?..." - он, видимо, приготовился декламировать Шекспира, но вовремя опомнился, - " Но, к делу! Прошу вас, amigo mio, следовать за мной!"

    Я последовал за Уриэлем. Потолок постепенно ушел куда-то ввысь, и исчез в кромешной тьме. Это уже трудно было назвать пещерой, поскольку ни потолка, ни стен, не было видно. Впереди мерцало кровавое зарево. Мы вышли на какое-то огромное поле, по-видимому, перепаханное некогда гигантским плугом. Идти по здоровенным, твердым как камень, комьям земли было трудно. Мой гид начал мне что-то рассказывать, но его речь представляла собой мешанину из слов, принадлежащих самым различным языкам. Я ничего не мог понять.

    "Послушайте!" - взмолился я, наконец, - "Нельзя ли перейти на какой-нибудь один язык? Желательно на русский".

    "Прошу прощения!" - ответил бес, - "Но у вас, смертных, такое количество языков, что поневоле сбиваешься! К тому же они так быстро меняются, не успеешь овладеть одним, как он уже вымер. Что за чудо был пурпундийский диалект, а кто теперь помнит о пурпундийцах? Теперь на Земле не найдешь даже человека, сносно говорящего на латыни! Тем не менее, приношу свои глубочайшие извинения, и впредь постараюсь следить за своей речью!"

    "Перед вами" - продолжал он буквально через секунду, - "Так называемое Петрово поле, некогда перепаханное Петром Пахарем. Ранее здесь были поля асфоделей. Ад занимает первое место в мире по количеству знаменитостей, посетивших его. Собственно говоря, все существовавшие в мире знаменитости, за мизерным исключением, побывали здесь. Впрочем, как и все бездарности. Здесь же все они и остаются. Многие знаменитые люди побывали здесь дважды".

    "Каким образом?"

    "Подобно вам, они посетили Ад еще будучи живыми. Таковыми являются: Тесей, приходивший за Персефоной; Геракл, пытавшийся украсть Цербера; Орфей за Евридикой; Дионис за Семелой; Ланселот за Геневрой; Одиссей, кстати, устроивший здесь большой переполох, а также Бран, Гавейн, Томас Стихоплет, Данте, и некоторые другие, не столь известные личности. Некоторых из них мы, возможно, встретим по дороге, ведь все, кто отсюда ушел, рано или поздно все равно сюда возвращаются. Душе, попавшей в Ад, практически невозможно отсюда вырваться. Только в виде огромного исключения, и то на очень краткий срок. Как правильно было замечено - "Душу - назад возвратить невозможно, души не стяжаешь, вновь не уловишь ее, как однажды из уст улетела". Кстати, я еще не назвал вам самого почетного нашего посетителя - однажды сюда заходил даже ОН," - бес поднял глаза к небу, - "Когда выводил грешников".

    Уриэль шел легко, проворно перепрыгивая с одного кома земли на другой, как будто летел по воздуху. Он даже ни разу не посмотрел под ноги. В отличие от меня, постоянно смотревшего на землю. Что, впрочем, не помешало мне периодически спотыкаться и даже падать, так что к концу вышеприведенной тирады я уже умудрился довольно основательно перепачкаться в пыли. Но, к счастью, вспаханное поле закончилось, и мы выбрались на твердую почву. Дорога даже немного пошла под уклон.

    "Не слишком ли быстро мы идем?" - участливо спросил бес.

    "О, ничуть!" - ответил я, отплевываясь от пыли, и вложив в эту фразу весь доступный мне сарказм.

    Мой спутник насмешливо приподнял бровь.

    "Скоро мы сделаем привал!"

    И действительно, вскоре мы остановились перед громадной кучей оплывших глиняных черепков, из-под которой бил родник. Вода вытекала небольшим ручейком и, пробираясь между камней исчезала где-то за горизонтом. Вездесущий красный цвет отражался в воде и от этого ручей тоже приобрел кровавый оттенок.

    Уриэль стал в картинную позу и трагическим голосом произнес: "Попробуйте отгадать с трех попыток, что вы видите перед собой!"

    "Свалку, помойку, отходы керамического производства!" - выпалил я, не задумываясь, сразу три варианта.

    Бес грозно сверкнул глазами, и я пожалел о своей дурацкой шутке. Чтобы как-то ее загладить я изобразил на лице самую невинную и глупую улыбку, какую только смог.

    "Вы видите перед собой все, что осталось от знаменитого Критского Старца, некогда поражавшего своим великолепием, и так замечательно описанного Даниилом, а позднее Данте".

    "О-о!" - попытался выказать я свое восхищение.

    "Время не пощадило эту, одну из величайших достопримечательностей Ада. Но вы можете представить себе величавую фигуру сидящего старика. Голова его была из чистого золота, грудь из серебра, голени из железа, а ниже ноги были сделаны из глины. Единственное, что сохранилось до нашего времени, это черепки глиняных ног. Из глаз Старца лился бесконечный поток слез, ручьем стекавший вниз, в глубины Адской Воронки. Постепенно ручей превращается в многоводный Ахерон, реку скорби, по ту сторону которого, собственно, и начинается Ад. Затем, стекая еще ниже, Ахерон становится Стигийским болотом, омывающим стены города Дита, нашей столицы, которую мы с вами непременно посетим. За стеной Дита начинается Нижний Ад, или Тартар, ужасная бездна, столь же древняя, как сама Земля. Именно сюда были брошены титаны, гекатонхейры и прочие, не менее ужасающие чудовища: Тифон, Ехидна, Лернейская гидра, теоретики марксизма и некоторые другие. В самой глубине Тартара находится озеро Коцит, конечная цель нашего путешествия. Здесь вы сможете увидеть самого Повелителя Зла. Ведь именно сюда был свержен некогда прекраснейший из ангелов".

    В продолжение этой тирады я с умным видом качал головой, думая при этом, сколько же времени займет наша прогулка, и скоро ли я вернусь домой.

    "Ну что ж", - продолжал бес - "А теперь, пожалуй, вы можете передохнуть, после чего мы пройдем к переправе".

    Я присел на какой-то глиняный обломок на самом берегу ручья и закрыл глаза. Красный цвет утомил меня. К запаху серы я уже привык, но было жарко, а жару я всегда переносил плохо. Хотел было умыться водой из ручья, но мой проводник отсоветовал мне делать это. Вдруг захотелось есть, и не мудрено, ведь я уже не ел более суток.

    "Кстати, а обед предусмотрен программой нашей экскурсии? Может перекусим?"

    "Нет!" - отрезал бес, -"Кормить вас никто не собирается!"

    "Как же так!" - возмутился я, - "Ведь так и умереть от голода можно, неизвестно сколько мы еще будем таскаться по этой дыре!"

    "Нонсенс! В Аду никто умереть не может! И впредь воздержитесь от неуважительных высказываний о месте, в котором вы находитесь. Можете называть его Адской Воронкой, Преисподней, Пропастью, Pragaras, но не Дырой! В конце концов, как говорится, вам здесь еще жить и жить... Respice finem! Ну, хватит отдыхать! Пора и в путь!"

    Я нехотя поднялся, раздосадованный тем, что вынужден куда-то тащиться на голодный желудок.

    Мы пошли вдоль ручья. Как и говорил Уриэль, ручей скоро превратился в довольно широкую и бурную реку. Иногда в реке попадались большие валуны, вода вокруг которых бурлила и вскипала кровавой пеной. Непрерывный стон, доносившийся из глубин Ада, как будто усилился, и вдруг постепенно перерос в некий невообразимый гвалт. Это было похоже на шум стадиона во время футбольного матча или на первомайскую демонстрацию. Пристально вглядываясь вперед, я заметил вдали на берегу реки какое-то усиленное движение. Видимо, мы приближались к переправе.

* * *

6.

"Вдруг я услышал весел плеск

И кормщика свисток;

Невольно обернулся я

И увидал челнок".

С.Т. Кольридж.

    Мы спускались. Вода с ревом неслась вниз, вгрызаясь в берег у самых наших ног. Вдали, на фоне бурой земли и залитого кровавыми отблесками неба, на самом берегу Ахерона, виднелось какое-то гигантское темное пятно. Оно непрерывно изменяло форму, то вытягиваясь, то сокращаясь, будто огромная змея. Мы приблизились, и теперь я склонен был сравнить это пятно с роем пчел, только невероятно большим. Существа, составлявшие это рой, находились в беспрестанном движении и сильно отличались друг от друга своими размерами. Большие, маленькие и совсем крохотные, они вились в воздухе, оглашая окрестности жалобными воплями, стоном и плачем.

    "Это души недавно умерших!" - пояснил мой гид, - "Ждут переправы!"

    Мы вошли непосредственно в облако трепыхающихся и кружащихся в воздухе душ. Их было так много, они постоянно задевали меня за лицо, плечи и даже за ноги. Для меня это было необычно, честно говоря, я относился к душам с опаской, и каждый раз вздрагивал от их прикосновения, как от прикосновения смерти. У меня было впечатление, что я попал в огромную стаю мотыльков. Впрочем, среди них было несколько особей нормального человеческого роста. В поведении душ не было видно никакого порядка, они бестолково шарахались из стороны в сторону - просто какое-то броуновское движение. Теперь, вблизи, я мог поподробнее рассмотреть их. По виду души ни сколько не отличались от обыкновенных людей, только на спине у них были крылья, наподобие крыльев стрекозы. Частые взмахи сотен крыльев создавали легкий ветерок, что было весьма кстати, так как я уже весь взмок от жары. Все души были в костюме Адама и различались цветом - от иссиня-черного до светло-коричневого. Сначала я решил, что сегодня приемный день только для негров, но, присмотревшись, убедился, что среди душ были представители всех рас. По-моему, чем мельче была душа, тем она была чернее, и тем более мерзкой выглядела ее фигура и более злобным было выражение лица. Честное слово, на их лица стоило посмотреть! Среди душ было довольно много женщин, но все они были крайне непривлекательны. "Неужели в последнее время не умерло ни одного красавца или красотки? Или же все красавцы добродетельны?" - подумал, было, я, и тут заметил, что у каждой души в руке блестит что-то. Я вопросительно посмотрел на Уриэля.

    "Перевоз платный!" - улыбнувшись, пояснил он.

    "Ну и порядки! Кстати, я не взял с собой денег".

    "Для вас, как для гостя все удовольствия - за счет фирмы!"

    "И чего они все здесь толпятся - пошли бы к Критскому Старцу, там ручеек маленький, можно и бесплатно пролезть. Хотя," - спохватился я, -"Они же с крыльями, могли бы и перелететь!"

    "Узнаю советское воспитание!" - Уриэль старался перекричать шум, издаваемый душами, -"Идея пролезть на халяву в Ад могла прийти только советскому человеку. А что касается - перелететь... Посмотрите!"

    Я взглянул туда, куда показывал мне бес. Души подлетали к берегу, к самой границе между сушей и водой, и будто ударялись о какую-то невидимую преграду. Это зрелище еще больше усиливало их сходство с мотыльками. С мотыльками, бьющимися об стекло.

    "Долго мы будем здесь толкаться?" - спросил я своего спутника, но он как будто не слушал меня. Уриэль пристально вглядывался в противоположный берег.

    "Слышите!" - спросил он наконец, но я ничего не слышал. Какой-то маленький черненький негодник повис над самым моим ухом и так душераздирающе вопил, что действовал на нервы сильнее стаи комаров. Я щелкнул ему пальцем по голому заду, он пулей отлетел в сторону и скрылся в толпе. Я вгляделся в противоположный берег. Какая-то фигура приближалась к нам. Несомненно, это был человек, он стоял в лодке и греб наподобие гондольера. Мне даже показалось, что я слышу плеск весла. По-видимому, души тоже заметили лодку, потому что подняли такой вой и визг, что я чуть не оглох. Они метались из стороны в сторону и вопили, что есть сил.

    Между тем перевозчик приближался. Это был внушительного вида старик с седой бородой, закутанный в какое-то подобие балахона. Его лицо было бесстрастно, и только глаза грозно сверкали из-под густых нависших бровей. Греб он неторопливо, важно, и это еще более подогревало нетерпение ожидавших его душ. Вот нос лодки ударился о берег, и невидимая стена, преграждавшая душам путь на тот берег, вдруг исчезла. Что это было - смерч? Ураган? Цунами? С остервенением души рванулись к лодке. Меня толкали, пихали и царапали, крылья хлестали мне по лицу. В этом неистовом потоке, в этой гигантской стае летучих мышей, я ничего не видел и не слышал. "Боже!" - думал я, закрыв лицо руками, - "Куда они так торопятся? На вечные страдания?"

    Кто-то, видимо Уриэль, схватил меня за руку и силой втащил в лодку. Я услышал над самым ухом его голос - "Этот со мной!" Наконец все успокоилось, и я открыл глаза. Лодка была просто переполнена копошащимися крылатыми существами. Я невольно улыбнулся - Харон стал похож на деда Мазая. Поначалу души вели себя довольно беспардонно, но стоило только Уриэлю удивленно приподнять одну бровь, как они тут же притихли. Я посмотрел на покинутый нами берег. Оставшиеся толпились на берегу и по прежнему бились о невидимую преграду. Мы плыли медленно. Волны клокотали у самых бортов, грозя затопить наше перегруженное судно (так и тянет написать - "наше утлое суденышко"). Редкие брызги, попадавшие мне на лицо и руки, жгли, как огнем. Уриэль задумчиво поглаживал бородку. Теперь у меня появилась возможность рассмотреть своих путников поподробнее. Вокруг нескольких больших примостилось много душ помельче и великое множество совсем маленьких. Некоторые их них были величиной с навозную муху. Ближе всех ко мне сидел, или скорее полулежал, отвратительный толстяк с короткими ручками и ножками. Он был ростом с новорожденного младенца, его огромное, не по размеру, пузо лежало на коленях, и от этого его ноги казались еще короче. Руки толстяк положил на живот, но, то ли руки были слишком коротки, то ли живот слишком огромен, и руки не сходились. Он спал, из полуоткрытого рта на грудь стекала слюна. Рядом с ним примостилась высохшая старушенция, на которой, по-моему, не осталось ни грамма мяса, только кожа да кости. Большой крючковатый нос, острые колючие глаза, когтистые, как у хищной птицы, пальцы. Ну, чистая ведьма. Ее дряблые груди свисали до самого дна лодки. Она, наверное, наступала на них при ходьбе. За этой колдуньей сидел какой-то взъерошенный субъект, уши которого я сначала принял за крылья. Глаза его безостановочно бегали, а зубы тряслись, как от холода. Его соседом был типичный маньяк-убийца с налитыми кровью глазами и подрагивающими ноздрями. При встрече с таким типом в темном переулке, от одного его взгляда можно было получить разрыв сердца. Я постарался побыстрее отвести от него взгляд и сел поближе к Уриэлю. За маньяком сидели: мрачный, высокомерный тип с орлиным носом и вытянутым лицом, еще один толстяк, постоянно чавкавший и почесывавший жирными пальцами свой волосатый живот, а также некая девица с карикатурно-вульгарной внешностью, прыщавой физиономией и развратными манерами, в сравнении с которыми любая самая прожженная шлюха казалась ангелочком. Остальные пассажиры были в том же духе. За такие рожи любой карикатурист отдал бы все свое состояние. Зрелище было не самое привлекательное, так что остальную часть пути я предпочел рассматривать приближающийся берег. Вдалеке виднелись горы, наполовину скрытые голубовато-сиреневой дымкой. Все пространство от реки до гор казалось безжизненной коричневой пустыней и только одна дорога, начинавшаяся у переправы и уходящая куда-то в горы, пересекала ее.

    Наконец мы причалили. Высадка прошла с таким же шумом и суматохой, как и посадка.

    "Какой-то кошмар!" - это были мои первые слова после того, как я, отдуваясь, вылез из лодки.

    "Ну-ну! Вы же выросли в советской стране! Должны бы, кажется, привыкнуть к давке и очередям!"

    "Терпеть не могу очереди, магазины, собрания и прочие сборища!" - огрызнулся я.

Уриэль улыбнулся.

    " То ли еще будет года через два!" - и добавил, поймав мой удивленный взгляд, - "Вы даже не представляете, какие изменения произойдут через два года. То, что казалось незыблемым и вечным - рухнет во прах. Это будет самый большой наплыв посетителей за всю историю Ада. Мы уже начали готовиться!"

    И он показал вперед, где два чертенка вешали над дорогой на столбах большую надпись "Добро пожаловать!"

    "Надо же какая тут у вас хорошая дорога! Широкая, мощеная!" - подивился я, и пошутил, - "Мостили, конечно, благими надеждами?"

    "А как же!" - совершенно серьезно ответил бес, - "Как положено! Кстати, вы вероятно не заметили, но с той стороны такая же, до самого Тэнара. Это теперь наша основная трасса. Так сказать, "мы сочетали Ад и Верхний мир в единый материк с простым, удобным сообщением". А тот путь, которым добирались вы, мы давно забросили. С тех пор, как Он разбил ворота."

    "Значит земля, города, реки - все это где-то там, высоко над нами?"

    "Да! Высоко над нами, и глубоко под нами, и слева, и справа от нас. Ведь Ад находиться в недрах планеты Земля. Или вы считали, что его следует искать на солнце, как Суиндон. Уверяю вас, он давно изменил свое мнение".

    К этому времени все пассажиры уже улетели, а Харон отправился в обратный путь.

    "Ну что ж, пойдем!" - сказал Уриэль, и мы двинулись по дороге.

    Сзади раздался грохот. Черти уронили свой транспарант.

    "Кстати," - обратился я к своему спутнику, - "Что это у вас столько уродов? Что красивые люди бессмертны, или безгрешны?"

    "Друг мой, вы ведь видите не самих людей, а их души. Прекрасные души в Ад не попадают, только падшие, больные, искалеченные. В чем-то они, конечно, похожи на своих хозяев, но..." - и добавил с улыбкой, - "Представьте, сколько пустоголовых надменных красоток ужаснулись бы, узнай они, во что превратятся здесь. Они бы тогда больше заботились бы о своих душах, чем о внешности. Ведь ни косметика, ни какие другие ухищрения здесь не помогут. Впрочем, у многих из них души вообще нет".

    "Интересно было бы посмотреть на свою душу!" - подумал я про себя. Уриэль гадко усмехнулся и саркастически покачал головой.

    Мы шли и шли по этой унылой однообразной равнине. Дорога казалась бесконечной, а горы будто были приклеены к горизонту и никак не хотели приближаться. Тут Уриэль возобновил прерванный разговор.

    "Я слышал, у вас на земле шутят, что в Раю условия лучше, зато в Аду все самые красивые женщины. Должен вас огорчить, не женщины, а только их души. В отличие от вашего мира, здесь люди предстают перед тобой такими, какими они есть в действительности. За привлекательной внешностью здесь не может скрываться существо глубоко порочное, а физическое уродство есть не прихоть природы, но свойство души. Форма тут полностью соответствует содержанию". - Он улыбнулся - "Мне всегда было забавно глядеть не вас, смертных существ. Бог мой, что с вами могут сделать такие сущие пустяки, как кокетливый томный взгляд, обнаженная ножка или накачанные бицепсы! Форма властвует над вами, а до сути вам и дела нет!"

    "Ну да, а вы, конечно, бесстрастны, как олимпийцы?" - съязвил я.

    "Именно, как олимпийцы! Вы даже не представляете себе, как верно ваше сравнение! Бессмертные создания, подобные мне, не подвержены страстям. Страстям в человеческом понимании этого слова, конечно. Мы видим суть предметов, а этого не увидишь глазами. Зрение здесь только мешает. Взгляните внимательно на меня, и скажите, кого вы перед собой видите?"

    "Вас вижу, кого же еще!"

    "А кто я по вашему мнению?"

    "Чрезвычайно самодовольный тип!" - вырвалось у меня. Я был утомлен этой бесконечной дорогой и жарой. Мне хотелось есть, пить и спать одновременно. Уриэль же был по-прежнему бодр и свеж, как огурец. Это меня раздражало.

    "Самодовольный тип?!" - повторил он - "Хорошо, положим! Хотя не стоило бы так говорить, ведь я согласился быть вашим гидом".

    "Я об этом не просил!" - пробормотал я сквозь зубы.

    "Ладно, не будем ссориться! Лучше вернемся к нашему разговору. Если бы вы увидали меня на улице, в своем городе, то подумали бы, что видите человека, мужчину, не так ли?"

    "Ну, так!"

    "А теперь посмотрите хорошенько!"

    Я взглянул на Уриэля. Но он вдруг, на моих глазах, стал высокой полуодетой (или, скорее, полураздетой) девицей с копной огненно-рыжих волос и сногсшибательной фигурой. Не успел я даже свистнуть, как девица превратилась в уже знакомую мне черную собаку, а затем в огромную волосатую гориллу. Этот новоявленный Кинг-Конг наклонил ко мне свою злобную рожу, и мерзко оскалился. Его клыки были толщиной с мой указательный палец.

    "Вот сейчас он со мной и рассчитается за самодовольного типа" - подумалось мне. Я замер, только душа робко копошилась где-то в пятках.

    "Ну, как?" - спросила меня Обезьяна.

    "Впечатляет!" - ответил я - "Но в женском образе вы мне понравились больше".

    Уриэль рассмеялся и принял свой привычный вид.

    "Так кто же я такой, по-вашему?" - спросил он, но я только пожал плечами.

    "Что бы общаться со смертными, приходится принимать знакомый им облик. Явись я к вам в своем истинном обличие, мы вряд ли смогли бы общаться" - и продекламировал - "Откуда знать тебе, в твоей темнице чувств..."

    "Куда уж мне!" - подумал я про себя, но Уриэль, видимо, угадал мои мысли и внезапно замолк.

    Часа через полтора мы подошли к горам. Это было скорее похоже на огромные кучи спрессованной бурой глины, кое-где перечеркнутые более темными пластами. Глина была сухая и вся в многочисленных, широких и крошечных, трещинах, из которых сочился сиреневый пар. Дорога уходила в узкую расщелину между горами. Мы последовали за ней. И справа, и слева вдруг выросли огромные стены, уходящие ввысь. Там, вверху, в просвете между ними, плыли сиреневые облака. Было тихо, и звуки наших шагов гулко раздавались в воздухе, отражаясь от стен троекратным эхом. Вдоволь налюбовавшись на горы и облака, так, что у меня даже заболела шея, я сосредоточил свое внимание на узкой ленте дороги, бежавшей передо мной. Внезапно мне показалось, что на камнях мостовой что-то сверкнуло, потом еще что-то. Мы подошли ближе, и я увидел прозрачные крылья, похожие на крылья стрекозы, точь-в-точь такие, как у виденных мною человеческих душ. Они валялись на мостовой, а чуть дальше еще пара.

    Заметив мой интерес, Уриэль пояснил - "Крылья нужны душам только для того, чтобы добраться до Ада или Рая, а, прибыв на место, души теряют их". И правда, дальше дорога была просто завалена крыльями. Я хотел было узнать, куда же деваются эти крылья, ведь за все время существования Ада их должны были накопиться миллионы тонн. Но тут же заметил, что некоторые крылья вдруг стали таять, словно льдинки на ладони. За ними стали таять и другие. Они испарялись на глазах, оставляя на камнях лишь небольшой мокрый след, который, впрочем, быстро высыхал. Вскоре на дороге осталось всего несколько мокрых пятен.

    "А как же души добираются дальше?"

    "Пешком, так же как мы с вами. Да вот, посмотрите!"

    Действительно, вдали я увидел небольшие человеческие фигурки, которые медленно плелись по дороге. От былой прыти не осталось и следа. Души больше не спешили в бездну страданий. Теперь они скорее напоминали узников на прогулке. Ноги они передвигали медленно, с большим усилием, как будто к каждой ноге было привязано по чугунному ядру. Нам не составило большого труда догнать эту процессию. Бесконечная цепочка людей двигалась молча, а неумолкающий стон, доносившийся из глубин Ада, звучал как торжественный хор и придавал этому зрелищу характер древнегреческой трагедии.

    "Они идут на Суд" - пояснил Уриэль.

    "На суд?"

    "Да, неужели вы ничего не слышали о Суде?"

    "Слышал, конечно!"

    "Там взвешивают все грехи каждой души. Какой грех перевесит, в тот круг Ада, соответственно, душу и направляют".

    "А если у человека несколько пороков и они уравновешивают друг друга? " - поинтересовался я.

    "Тогда выбирают любой из этих пороков и соответственно отправляют душу".

    "Вот тебе раз! И это называется справедливость. Как можно в таком деле полагаться на случай?"

    "А почему бы нет?! Если человек имеет этот порок и несет за него наказание, что же тут несправедливого?"

    "Это не демократично и антигуманно!" - возразил я для того лишь, чтобы хоть что-то сказать поперек. Будто кто-то заставлял меня все время спорить с Уриэлем.

    Бес взглянул на меня грустным взглядом и, вздохнув, сказал - "Будет чепуху-то молоть!" Я надулся, и некоторое время мы шли молча, обгоняя медленно идущие по дороге души, которых становилось все больше. Наконец Уриэль заговорил:

    "Пожалуй, здесь мы ненадолго оставим это безрадостное шествие. Я хочу показать вам нечто поинтереснее".

    Справа нашему взору вдруг открылась узкая расщелина в скале. В нее мы и нырнули.

    "Куда это мы еще?" - капризным голосом начал было я, но бес схватил меня за руку и силой потащил вперед.

    "Идем, идем! Если бы знал, что мне достанется такой склочный клиент, ни за что бы не согласился с вами нянчиться!"

* * *

7.

"Над обезумевшей толпой

Носилась Смерть под битвы вой,

И всех на пир кровавый свой

Она звала вокруг..."

В. Скотт "Ватерлоо".

    Мы протиснулись в расщелину и буквально уткнулись в неширокую и очень крутую лестницу, вырубленную в скале. Лестница вела вверх, к какому-то отверстию, в которое можно было войти только согнувшись. Уриэль за руку втащил меня в эту пещеру. Внутри оказался просторный коридор, довольно высокий, где царил мягкий голубоватый свет. На стенах, справа и слева, через равные промежутки, горели факелы. Огонь их был неестественного голубовато-сиреневого цвета, впрочем, довольно приятного. Я шел за своим проводником, и только рот раскрывал от изумления. Мы оказались в настоящем подземном сказочном дворце с многочисленными коридорами, комнатками, закоулками и просторными залами. Описывать все красоты тех мест я не берусь. Это была сказка, а разве передашь сказку словами? К тому же все эти переходы, комнаты и залы так перепутались в моей голове, что я просто не в состоянии припомнить все их подробно. Но можете поверить мне на слово - это было феерическое зрелище.

    "Где мы?" - восхищенно спросил я.

    "О, это поразительное место! До вас сюда не входил не один смертный, этого не видели ни Данте, ни Ланселот, ни Энкиду. Да что там смертные! Даже души умерших, побывавшие здесь, можно сосчитать на пальцах одной руки! Здесь живут древние жители Земли, те, кого люди вытеснили с поверхности этой планеты, те, воспоминания о ком остались жить лишь в сказках. Впрочем, смотрите сами!"

    При этих словах мы вошли в очередную залу, посреди которой стоял огромный столп, подпиравший ее свод. Вокруг столпа обвилась гигантская золотая змея, ее чешуя невыносимо сверкала. Она казалась драгоценным металлическим изваянием, но легкое движение золотых век над изумрудными глазами, да раздвоенный красный язычок, непрестанно исчезавший в пасти и тут же появлявшийся вновь, убеждали вас, что это живое существо. Вокруг столпа жизнь просто била ключом. Вверху, по самым потолком пещеры люди с орлиными крыльями кирками отсекали здоровенные куски камня от стен, и несли эти куски вниз, где львы с огненными гривами кидали их в огромные чаны.

    "Что они делают?"

    "Плавят золото!" - ответил Уриэль, и указал на противоположную стену, рядом с которой была сложена целая гора желтых слитков.

    "Так у вас тут целое казначейство!"

    "Можно и так назвать! Раньше, чтобы склонять души к греху, Сатане требовалось много этого металла. Теперешние души куда дешевле, людей сейчас долго уговаривать не приходится".

    "Ой! Какая прелесть! Что это за маленькие человечки, что бегут вереницей вон по тому выступу?"

    "Это гномы! Они тоже живут здесь!"

    "Пойдемте поближе! Они такие смешные!"

    "Я бы не советовал вам связываться с гномами. Это они с виду смешные, а на самом деле они довольно угрюмые и грубые существа. К тому же очень любят читать мораль. Стоит только заговорить с гномом, как он засыпит тебя советами и нравоучениями. Поэтому они и называются - "гномы". Лучше пойдем дальше".

    "А чем же они здесь питаются?"

    "В основном крысами!"

    "Не думал, что тут еще и крысы могут быть!" - сказал я, брезгливо посматривая по сторонам, - "А чем же питаются крысы?" Сам не пойму, почему меня так интересовал вопрос питания, быть может, потому, что я ощущал неприятную пустоту в желудке.

    "Крысы? Крысы питаются гномами!" - поставил Уриэль точку в вопросе о меню местных жителей.

    Мы вошли в один из многочисленных коридоров, расходившихся в разные стороны от центральной залы, словно нити из центра паутины. Однако, не успели мы сделать и десяти шагов, как в лицо нам ударил целый фонтан каких-то маленьких белых крылатых существ.

    "Что это?" - испуганно крикнул я.

    "Не пугайтесь! Это самые безобидные существа в Аду - бабочки-однодневки. В незапамятные времена они залетели сюда, да так и остались. Когда-то они были удивительно яркими и красивыми, но из-за отсутствия солнечного света стали просто белыми".

    "Они действительно живут всего один день?"

    "Да в этом им несказанно повезло!"

    "Повезло?"

    "Конечно! Неужели вы этого не понимаете?" - бес повернулся ко мне, - "Люди и другие существа, живущие гораздо дольше этих бабочек, претерпевают множество страданий и разочарований. Они страдают от зубной боли, мучаются от расстройства желудка или от запора, от неразделенной любви, от смерти близких, от неизлечимых болезней, от злобы и несправедливости окружающих, да мало ли от чего еще. Радость и счастье редкие гости в вашем мире. Чем дольше жизнь, тем больше страданий.

    Теперь представьте себе бабочку. Она родилась утром и умрет с заходом солнца. Если день солнечный, то все для нее полно светом. Он узнает мир, она встречает своего возлюбленного, она счастлива. Один день счастья, разве этого мало? Возлюбленный не успеет разлюбить ее, друзья не успеют предать, старость не скрючит ее лапки и не будет высасывать из нее жизнь, каплю за каплей. Но если день жизни этой бабочки будет неудачным, погода дождливой, она будет больна, или не встретит своего возлюбленного, так что ж? Ведь это всего лишь на один день!"

    Он подумал, и добавил - "Правда, для наших бабочек, в Аду, солнечных дней не бывает".

    "Да, мрачновато тут у вас!" - согласился я, - "И никогда не бывает светло?"

    "Никогда!" - отрезал Уриэль.

    "Прямо Петропавловск-Камчатский какой-то!"

    "Почему Петропавловск?" - удивленно спросил бес.

    "Ну, не знаю... Если верить радио, там практически всегда полночь. Жуткий, должно быть город..."

    "Не бывал..." - задумчиво промолвил Уриэль.

    "Да, обидно иметь всего один день жизни и тот неудачный" - я попытался вернуться к прерванному разговору, - "Хотя, быть может, вы и правы!"

    "Я всегда прав! Ваши ученые хотят продлить человеческую жизнь, но продлить молодость они не способны. А продлевать старость - какой в этом толк?" - он усмехнулся с нахальным видом и потащил меня дальше, - "Сейчас вы увидите презабавнейших существ. Это дивы, которые бежали сюда после поражения во Второй Кафской войне".

    "Дивы? Кафская война?" - удивился я.

    "Как! Неужели вы про это ничего не знаете? Вы что же не читали Эрбело? Дивы - это злобные существа, живущие в Кафских горах (это далеко, почти на краю света), они издавна ведут беспощадную войну с пери, живущими там же. О! Это интереснейшая история, я расскажу вам ее чуть позже, а пока посмотрите-ка. Каковы? "

    Мы вошли в очередную залу, стены которой были будто изгрызены огромными червями, скорее даже это было похоже на сыр с дырками. В многочисленных углублениях сидели какие-то невероятно уродливые мохнатые существа. Одни из них вылизывали свою шерсть или расправляли крылья, похожие на крылья летучей мыши, другие сидели нахохлившись и неодобрительно глядели на нас, третьи ковыряли в носу, четвертые откровенно клевали носом. Как я отметил, в стенах было достаточно много пустых ниш, не занятых дивами. Посередине пещеры на полу лежало огромное корыто, выдолбленное из камня. Чуть выше, как раз напротив нас, в большой нише сидело сразу несколько существ, подобных описанным выше. Перед ними стоял средних размеров камень, на который время от времени слетал из своего углубления один из многочисленных дивов, и начинал что-то остервенело бормотать. Остальные, по большей части, на его бормотание никак не реагировали, продолжая заниматься своими делами. Но иногда "выступающий", по видимому, выкрикивал что-то обидное в адрес одного из присутствующих, и между ними начиналась перепалка.

    Дивы плевались, скрежетали зубами, пронзительно визжали и завывали, порой издавая такие трели, от которых стыла кровь и захватывало дух. Изредка в этот концерт включались и остальные, и тогда гвалт стоял невыносимый. Когда же, по мнению дивов, звуки, исторгаемые из горла, не давали желаемых результатов, они начинали с удвоенной силой издавать звуки с противоположной стороны своего волосатого тела, и необыкновенное зловоние окутывало пещеру.

    К счастью такие общие перепалки случались редко и быстро затихали, после чего все снова шло своим чередом.

    Иногда, правда, на камень слеталось одновременно двое или более дивов и тогда начиналась жестокая драка, вплоть до убийства одного из ее участников. Побежденного вмиг разрывали на части и съедали тут же на месте.

    "Так это и есть дивы?", - спросил я.

    "Да, в основном дивы, но есть и другие. Вон тот, потолще, это - гуль".

    "Значит гули потолще дивов?"

    "Вовсе нет! Этот вот толстяк, например, ифрит!"

    "Господи! Тут еще и ифриты какие-то есть! А вон тот, который повернулся к нам своим красным задом, кто?"

    "Это как раз див! А тот - гуль! А вон те маленькие, под самым потолком, аннуннаки!"

    "То есть маленькие называются аннуннаками?"

    "Причем тут рост? Аннуннаки могут быть и большими".

    "Как же вы их всех различаете?", - в отчаянии спросил я.

    "Это не так сложно! Надо лишь иметь некоторый опыт, так как разница между всеми этими видами очень тонкая, еле заметная. Тут нужна хорошая интуиция. К тому же они часто меняют свою принадлежность. Гуль может вдруг стать дивом или ифритом..."

    В это время в пещеру с противоположной стороны вошел черт с огромным ведром сквернопахнущего месива и быстро вылил его в корыто, стоящее посредине залы. Тотчас же, бросив ведро, он буквально прыгнул обратно и исчез в темном проходе. И вовремя. С дикими воплями все обитатели пещеры, как индейцы на бледнолицего, бросились к корыту. Началась невообразимая потасовка. Дивы, гули, ифриты и прочая нечисть толкались своими мохнатыми лапами, визжали, чавкали, хрюкали и сопели.

    "Послушайте, давайте уйдем отсюда!" - сказал я, опасаясь, чтобы эти кровожадные уроды случайно не включили в свой рацион и меня, - "Все равно я в них никак не разберусь. Какие-то они все малосимпатичные, одинаковые, все жрут из одного корыта. Какая между ними разница?"

    "Экий вы непонятливый! Разница есть, вот взгляните сюда...", - видимо Уриэль собирался прочесть мне лекцию об отличии гуля от ифрита, но, взглянув мне в глаза, передумал, - "А впрочем, действительно, пойдемте отсюда! Здесь слишком шумно, а я ведь хотел еще рассказать про Кафскую войну..."

    Мы вышли из этой "дивной" пещеры и отправились искать местечко поспокойнее.

    "Мерзкие существа!" - сказал я, оглядываясь.

    "Хотите верьте, хотите нет, но в детстве это очень милые и ласковые пушистые зверушки. Со временем, правда, все их положительные качества отмирают, зато тупоумие, злобность и жадность возрастают до невероятных размеров."

    Уриэль вел меня по длинному и необычайно извилистому тоннелю. То ли туман, струившийся по подземным коридорам, действовал на меня усыпляюще, то ли я просто устал, но мне вдруг ужасно захотелось спать. Я зевал во всю глотку и без конца таращил глаза, что бы они у меня окончательно не слиплись.

    "Ну, вот неплохое тихое местечко, где я могу рассказать вам все подробно и обстоятельно, не боясь, что нам кто-нибудь помешает. Присаживайтесь!" - Уриэль указал на какой-то камень у стены.

    Я уселся, изо всех сил стараясь удержать голову в вертикальном положении.

    "Итак, вы хотите узнать историю вражды между Перистаном и Дивистаном..."

    "Безумно!" - пробормотал я, подавляя зевок и с горечью осознавая, что узнать эту историю мне вряд ли удастся, по крайней мере, сегодня.

    "Должен вам сказать, что Кафские горы, место обитания пери и дивов, находятся на самом краю света, и каждый день страшные народы яджуджи и маджуджи лижут их своими шершавыми, как наждачная бумага языками, а за ночь горы вновь вырастают до своих прежних размеров..." - некоторое время я добросовестно пытался вникнуть в суть рассказываемой истории, но вскоре понял всю бесполезность этих попыток. Я прекрасно понимал каждое сказанное бесом слово, но все вместе слова почему-то никак не складывались в последовательное повествование. Лицо Уриэля вдруг стало медленно отдаляться от меня, и вот уже совсем исчезло, хотя его голос еще монотонно звучал в моих ушах. Однако я уже не мог разобрать ни слова. Наконец замолк и голос, наступила блаженная тишина.

    Тишина эта продолжалась несколько секунд, но внезапно ее нарушили негромкие, нежные звуки - звуки льющейся воды, тихое журчание ручья. Да вот же они, обжигающе холодные струи, бегущие по камням. Вокруг меня был большой заброшенный сад. Деревья стояли в цвету. Затрудняюсь сказать, были ли это яблони или вишни, но их ветви сплошь покрывали изумительные бело-розовые цветки. Их лепестки осыпались на изумрудную траву. Я не двигал ни руками, ни ногами, я даже не касался земли, и, тем не менее, перемещался по саду, движимый какой-то непонятной силой. Так я парил над землей, передвигаясь вдоль ручья, наслаждаясь пением птиц и шелестом листвы, подставляя свое лицо ласковому весеннему ветру.

    Большерогие красавцы-олени приходили к ручью и жадно пили из него воду, не удостаивая меня даже взглядом. Их грациозные подруги смотрели на меня огромными влажными глазами, а у их ног резвились оленята - ни дать, ни взять, вылитые диснеевские Бемби. Какое это было счастье, лететь вослед убегающей воде над пушистым травяным ковром и разглядывать зверей и птиц, во множестве населявших это сказочное место.

    "Чудеса, да и только!" - мне было так хорошо, что меня ни сколько не волновало, как я сюда попал, и что это за место. Я даже ни разу не вспомнил ни об Уриэле, внезапно куда-то подевавшемся, ни об Аде, по которому совсем недавно путешествовал. Однако ничто не бывает вечным. Постепенно деревья редели, ручей, в отличие от всех своих собратьев, не превращался в реку, а становился все уже, да и зверья попадалось все меньше. Ветерок стих. Признаться, я был не прочь вернуться в цветущий сад, но какая-то сила вела меня вперед. И вот уже вдоль узенького ручейка видны только редкие сухие стволы, в немом отчаянии протягивающие свои черные голые ветви-руки к небу. Стало душно, птичье щебетание прекратилось, трава пожухла. То и дело попадались обглоданные остовы каких-то животных, валявшиеся на берегах ручья. Еще дальше ручей вовсе исчез, оставив одно только пересохшее русло. Вместе с ручьем исчезла и трава, почва растрескалась, жаркий ветер поднимал в небо мелкую пыль, вихрями кружа ее в воздухе. Вдалеке, слева и справа, поднимались столбы черного дыма. Я упорно двигался дальше, надеясь найти какое-либо укрытие в невысоких холмах, выраставших впереди. Но не успел я пролететь и сотни шагов, как из-за холмов хлынул яркий огненный свет, на мгновение ослепивший меня. Над холмами поднялось нечто ужасающее и грандиозное - огненный монстр, весь в языках пламени. Я собрался было удрать, но огненный человек протянул ко мне свои длинные обжигающие руки и насмешливо пророкотал: "Проснетесь вы, наконец, или нет?"

    Я открыл глаза, Уриэль с улыбкой наклонился надо мной.

    "Легче разбудить семь спящих отроков, чем вас одного!" - проговорил он.

    Я поднял голову и увидел, что лежу на обочине той самой мощеной дороги, по которой мы с Уриэлем шли до того, как углубились в пещеры. Мимо нескончаемой вереницей проходили люди. Было жарко, пот струился по моему лбу. И небо и земля, и лицо моего спутника по-прежнему были окрашены в красноватые тона.

    "Вы умудрились заснуть на самом интересном месте моего рассказа!" - укоризненно сказал Уриэль, - "Разбудить вас было совсем не просто, и мне пришлось перенести вас спящего сюда. И, поскольку мне все же удалось "нарушить спящих крепкий сон", мы, с вашего позволения, продолжим путешествие. Ну, вставайте же!" Делать было нечего, я поднялся, и мы продолжили наш путь, влившись в общий поток спускавшихся в Ад. И опять мы шли и шли, шли и шли, обходя уныло бредущие души. Горы кончились, и вокруг простиралась безрадостная коричневая пустыня. Внезапно я почувствовал, что во мне родилось некое ощущение, непонятное мне самому, что оно растет по мере того, как мы продвигаемся вперед. Меня охватило неясное беспокойство - тягостная, гнетущая атмосфера, какая бывает перед бурей, сгущалась над нашей процессией. Я заметил, что и другие путники стали беспокойно оглядываться, некоторые замедлили шаг. Значит, не я один ощущал это. Только Уриэль продолжал идти, как ни в чем не бывало. Что-то огромное и неведомое надвигалось на нас спереди, и чем больше оно приближалось, тем сильнее росло неприятное беспокойство внутри меня. С каждым шагом идти становилось все труднее. Души шли, тяжело переставляя ноги и наклонившись вперед, словно преодолевая сильный встречный ветер. А между тем не было ни малейшего дуновения.

    Беспокойство переросло в страх, страх - в ужас, и, наконец, мы остановились, будто окаменев. Идти дальше не было никаких сил. Все взоры обратились вверх. Души стояли, задрав головы, и чего-то ждали. В полной тишине прошла минута, и вдруг над нашими головами, бесшумно и с огромной быстротой пронеслись какие-то тени. Сколько их было, я не успел сосчитать.

    "Керы - спутники смерти!", - прошептал мне на ухо Уриэль, - "А сейчас вы увидите и саму Смерть!"

    Внезапно потемнело, и мы увидели в небе силуэт человека. Он появился впереди, прямо над головами застывших людей. Я почувствовал, что волосы зашевелились у меня на голове. Хотелось лечь на землю, свернуться калачиком, зажмурить глаза и обхватить голову руками, но я не мог оторвать глаз от ужасной фигуры в небе. Человек этот медленно шел по воздуху, его черный плащ, словно крылья, развевался за спиной, закрывая половину неба. В руке он держал меч, от которого исходило слабое сияние.

    Теперь мне было видно лицо этого человека. Нет, не было ни клыков, измазанных кровью, ни язв, ни шрамов, ни зеленых соплей, которыми так любят разукрашивать своих героев в Голливуде, когда пытаются изобразить нечисть. Его смертельно бледное лицо было поразительно красиво, и тем большим ужасом веяло от него. Глаза были полны глубочайшей печалью, взгляд направлен куда-то вдаль. Эти глаза так поразили меня, что, наверное, останутся в памяти навсегда. Печальные глаза, прекрасное юное лицо, сияющий меч в правой руке и черный развевающийся плащ, такой длинный, что он еще долго развевался над нашими головами после того, как его хозяин ушел. До этого момента я считал, что слова "темнее ночи" - это всего лишь красивый эпитет. Но теперь я увидел, что черный плащ смерти действительно темнее самой темной ночи. Ибо там, в вышине, которую я назвал небом, над нашими головами царила непроницаемая ночь, а плащ все же четко выделялся на этом фоне, так же четко, как будто на фоне белой стены.

    "Ну, как вам? Согласитесь, что мы здесь, в Аду, умеем произвести впечатление!" - голос Уриэля вывел меня из оцепенения.

    "Так это и есть Смерть?"

    "Это был Танат, или Азраил, как вам больше нравится. Смерть собственной персоной. Магор-Миссавив. Именно он подлетает к постели умирающего, срезает волос с его головы своим волшебным мечом и исторгает душу. Его вечные спутники - Керы, пьющие кровь из ран", - пояснил Уриэль, и добавил, - "Скоро им будет вдоволь питья".

    "А я, признаться, думал, что смерть это укутанный в саван скелет с косой!"

    "Косой он пользуется только когда очень много работы, в случае войны или эпидемии. А что касается внешнего вида, так вы же знаете, как легко мы его меняем. Ну, что же, если вы уже пришли в себя, продолжим наш путь. Суд ждет нас!"

* * *

8.

"Юристы сошлись, обвиненье готово.

Суд на местах - ужасающий вид".

Джон Гей "Опера нищих".

    "Voila! Вот мы и на месте! Взгляните!" - Уриэль указал рукой вперед. И правда, тут было на что поглядеть. Мы стояли на верхушке высокого голого холма, пологий склон которого уходил из-под самых наших ног вниз, в долину. У самого горизонта, виднелись нагромождения каких-то гигантских валунов, которые, как и все здесь, были освещены красноватым светом, идущим из глубин Ада. За этой грядой время от времени можно было наблюдать какие-то яркие вспышки, то зеленые, то голубые, то оранжевые. Зрелище было совершенно необыкновенное. Собственно почти весь склон, на котором мы находились, и большая часть долины представляли собой огромный амфитеатр, наподобие античного. Долина была ареной этого амфитеатра, а склон сплошь уставлен мраморными скамьями для зрителей, по которым, как по ступеням, можно было сбежать вниз. Мрамор имел нежный розовый цвет. В зрителях недостатка не было. Своими черными фигурками души густо облепили склон, и выглядели как многочисленные черные пятна на розовой стене. Сверху прибывали все новые и новые души, которые протискивались между скамьями и рассаживались по еще не занятым местам. Они почему-то напомнили мне воронью стаю, рассевшуюся на деревьях. Только вороны обычно очень шумят, а тут все души сидели молча.

    Между тем на арене амфитеатра разворачивалось какое-то действо, но с вершины холма невозможно было разглядеть какое именно. "Hola, en avant!" - крикнул Уриэль и потащил меня вниз. Мы спустились примерно на середину склона и уселись на свободные места. Спускаться ниже не имело большого смысла, так как там почти все было занято. С наших мест вид был, разумеется, хуже, чем из первых рядов, но зато здесь не было такой толчеи.

    В центре арены стоял помост, охраняемый двумя огромными здоровяками, восточного вида. Насколько я мог разглядеть их лица, они находились в исключительно мрачном настроении. На помосте сидели какие-то три, видимо чрезвычайно важные, персоны ("Наши судьи - Минос, Эак и Радамант!" - шепнул мне на ухо Уриэль). Перед ними стояли огромные весы, около которых сновали два черта. Еще один черт ("Флажель! Редкий пройдоха!"), в ливрее и с огромным жезлом, стоял рядом с помостом и, не прерываясь ни на секунду, что-то выкрикивал. Глотка у него была, безусловно, луженая, поскольку он свободно мог бы переговорить пулемет. Как я позднее догадался, он выкрикивал имена. Названные им души поднимались со своих мест и шли к помосту, образовав тоненький черный ручеек на желтом песке арены. Ручеек этот поднимался на помост с одной стороны, и стекал с другой; извиваясь, как змея, он убегал с арены и скрывался где-то за горизонтом. Я понял, что на помосте происходит взвешивание грехов и хороших поступков, в результате чего судьи выносили свой приговор. Однако, как это происходило я никак не мог толком рассмотреть. "А как они взвешивают грехи? И если их можно взвесить, то, как они выглядят?" - спросил я своего спутника, но души вокруг зашикали на меня и я замолчал. Может быть, они боялись прослушать свое имя?

    Вся процедура было настолько удручающе монотонна, что через некоторое время я начал впадать в какое-то оцепенение. Настроение окружающих передалось и мне, я стал прислушиваться к выкрикам ливрейного черта, будто ожидая услышать свое имя. И каждый раз, услышав, что назвали не меня, я испытывал облегчение, так же как и окружавшие меня души. Они просто впились глазами в центр арены и превратились в слух; они радовались каждой отсрочке приговора и одновременно боялись пропустить свое имя. У меня по спине проползала нервная дрожь. Я вытянул шею и, как мог, оттопырил уши, чтобы не пропустить ни звука. Страх сменялся в моем сердце радостью и радость страхом. Я ждал, когда выкрикнут мое имя, все остальное перестало для меня существовать. "Ну-ну! Не надо принимать все так близко к сердцу!" - шепот Уриэля прорвал завесу тумана, окутавшего меня, - "Я смотрю, вы чересчур впечатлительны!"

    Я попытался улыбнуться, показывая, что все происходящее меня только развлекает, не более того. Но, судя по взгляду моего спутника, это мне не удалось. Я снова обратил свой взгляд к арене внизу. Теперь, однако, я пытался петь про себя какие-то песенки, болтать языком во рту, теребить себя за ухо, все что угодно, лишь бы не слышать криков Флажеля. На счастье вскоре Флажель вдруг замолк. Очередь к помосту замерла, и из тысяч глоток единым звуком вырвался вздох облегчения. В заседании суда был объявлен перерыв.

    "Ну, хватит для начала. Уйдем отсюда!" - сказал Уриэль и потащил меня за собой. Пробираясь средь сотен ног и перепрыгивая через скамейки, мы спустились на арену и отправились вослед медленно утекавшему вдаль ручейку осужденных душ.

    Когда мы вышли из долины Суда, навстречу нам попалась презабавная процессия. Впереди шла взрослая чертениха, или чёртиха, не знаю, как называется черт женского рода. Она была похожа на строгую учительницу, не хватало разве что очков и указки. За ней, как цыплята за курицей, шлепали маленькие чертенята, целая стайка. Пока никто на них не смотрел, они шли чинно, парами, держась за руки, но стоило их предводительнице грозно оглянуться на этот выводок, как они сразу начинали шалить, прыгать на одной ножке, толкаться и щипать соседей. Видимо, именно так должны были вести себя порядочные черти. Но, как и всем детям, порядочное поведение им как раз и не нравилось

    "Откуда это они?" - спросил я.

    "Ученики! Тут школа недалеко!"

    "Школа? Интересно, чему же обучают чертей?"

    "Разным предметам! Эти, судя по возрасту, еще зубрят семь смертных добродетелей" - ответил Уриэль.

    "Какой-то бред! Черти, Ад, загробная жизнь! Это не сон? Это действительно существует?"

    "Как видите! Я в свое время долго спорил об этом с Ян Чжу. Многие не верят. Один упрямец, кстати, мой тезка, даже и слышать о загробной жизни не хотел. Теперь, небось, он поет по-другому!"

    "И что все люди попадают к вам?"

    "Практически!"

    "А эти, как их, всякие пятикантропы и шестикантропы, тоже здесь?"

    "Это еще кто?" - мой гид был явно удивлен.

    "Ну, я хотел сказать, у вас тут все с момента происхождения человека из обезьяны?"

    "А вы полагаете он произошел от обезьяны?"

    "Конечно! Это же бесспорно доказано!"

    "Интересно!" - Уриэль задумчиво пожал плечами, - "Люди удивительно непостоянны в своих гипотезах! Помнится, когда я последний раз был в Милете, один чудак пытался уверить меня, будто человек произошел от рыбы. И он тоже говорил, что это бесспорно доказано".

    Мы продолжали путь, и вскоре дорога привела нас к невысокой гряде не то холмов, не то каких-то валунов.

    "Здесь, - торжественно произнес мой провожатый, - начинается собственно Ад! За этими холмами лежит Первый круг, иногда называемый Лимбом. Если вы читали Данте, то должны помнить.." Тут Уриэль прервал свою речь, внимательно посмотрел мне в глаза и вдруг довольно резко спросил - "Вы читали Данте?"

    "Данте? - переспросил я чтобы выиграть время. Мне не хотелось выглядеть необразованным. Нет, конечно, я много слышал о Данте и даже мог продекламировать первые строчки его знаменитой поэмы, - "Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...", - но чтобы прочитать от корки до корки... "Ах, Данте! - продолжал я, - Ну а как же! Данте! Ну, честно говоря... Не то, чтобы я его читал... Но в общем-то..."

    "Понятно! - прервал меня Уриэль, - А вот если бы вы читали Данте, то вы бы знали, что Лимб - это место, где томятся некрещеные младенцы, ветхозаветные праведники и добродетельные нехристиане". Я хотел было сказать, что знал это даже не читая Данте, но потом решил промолчать.

    "Взойдем на холм, оттуда лучше всего будет виден Лимб. Я покажу вам несколько интересных личностей!" Делать было нечего, и я последовал за Уриэлем.

* * *

Страницы: 1   2  3  главная