Андрей Сосновский
О единой и видимой Церкви
В тот же день, когда Иисус Христос
произнес свои знаменитые слова, обращенные к Петру – «Ты – Камень, и на этом
камне я построю свою Церковь», Он дал обещание всем будущим ее членам, сказав:
«Врата ада не одолеют Ее». Что значит эта удивительная фраза? Все христиане – и
католики, и православные, и большая часть протестантов – согласны в том, что
Церковь Христова по обетованию Спасителя свята, истинна и непогрешима, то есть
обладает и всегда будет обладать истинным вероучением. Но, в отличие от
православных и католиков, протестанты не верят в существование единой земной
Церкви, в которой эти обетования реализуются. Большая часть протестантов
полагает, что единая земная Церковь распалась или разрослась на множество
отдельных ветвей, которые в совокупности и осуществляют слова Божественного
Искупителя.
Эта теория ветвей получила большое распространение в протестантском мире как единственное объяснение трагедии разделения некогда единого христианского мира. Некоторые пасторы, впрочем, даже и не видят в разделении никакой трагедии, наоборот, усматривая Божественный замысел в том, чтобы единая Церковь распалась на несколько ответвлений, которые с течением времени все более отходят друг от друга и от того, чему учила неразделенная Церковь. Можно ли согласиться с тем, что Божественный Искупитель, просивший перед крестными муками Отца «Да будут все едино, как Ты, Отче во Мне, и Я в Тебе», благословил разделение основанной Им Церкви на конкурирующие и даже враждующие между собой организации? Разве можно допустить, что Христос, молясь о едином стаде и учреждая единую церковь, имел в виду, что она будет состоять из людей, несогласных между собой по важнейшим положениям веры и даже отказывающимся вместе молиться?
Разве мог Он иметь в виду, что в Его Церковь будут входить люди, не верящие в установленное Им главное Таинство, спорящие с Его словами «Сие есть Тело Мое»? А ведь большинство протестантов не верят этим словам. Разве мыслимо представить себе, что в Его Церковь одновременно входят люди, почитающие вместе с древними христианами Богородицу выше ангелов и архангелов, считающие Ее «честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим» (как католики и православные) и люди, называющие ее «обычной грешной женщиной» (как все протестанты)?
Разве не нонсенс, что в одной Церкви состоят священники, отлучающие от Причастия за блудные и содомские грехи и пасторы, венчающие гомосексуалистов? Разве епископ-англиканин, открыто заявляющий о своей нетрадиционной ориентации и не считающий это грехом, состоит в одной Церкви с миллионами христиан, почитающими слова апостола Павла о смертном грехе мужеложства частью Священного Писания?
С нашей точки зрения, это совершенно невозможно. Нужно либо признать, что Христос ошибся, врата ада одолели созданную Им Церковь, она распалась и больше зримо не существует в нашем мире, что будет означать полнейшую ревизию евангельских текстов, либо прийти к выводу, что Церковь, основанная Христом, существует в своей первозданности, но ряд групп, называющих себя христианскими церквями, на самом деле к Церкви не принадлежат. Думаю, что последний вывод логичнее. Он не противоречит Евангелию, согласуясь со словами Христа.
С этим выводом, возможно, трудно сразу согласиться, поскольку он может показаться слишком жестким и однозначным. Но правда часто бывает однозначной. На наш взгляд, труднее согласиться с мнением разведенных и давно живущих в других браках, супругов, о том, что внутренне они все равно едины, хотя и имеют разных детей, часто незнакомых друг с другом. К сожалению, это не так - семья распалась, и хотя память о счастливых годах, проведенных вместе, частично сохраняется у разведенных супругов, единства нет, и не стоит тешить себя иллюзиями.
В годы юности многие мои сверстники были фанатами группы «Биттлз», или «Битлов», как мы их тогда называли. Но умер Леонард Эпстейн, «битлы» переругались между собой, и ансамбль распался. Да, мы пели «О – блади, о – блада…» и «Леди Джейн», да, память о замечательной ливерпульской четверке сохранялась в наших сердцах, да и сами постаревшие музыканты, сидя «на реках Вавилонских» своего раскола, нет-нет, да и пели те старые шлягеры, сохраняя в себе кусочек «битлов». Но ансамбля все равно уже не существовало, «Битлы» остались только в записи, в реальности они все уже давно были порознь.
Примерно в те же годы возникла «Машина времени» под руководством Андрея Макаревича – уникальная группа, которая жива до сих пор, хотя ее состав меняется. Из ансамбля уходят клавишники и солисты, появляются новые музыканты, но группа существует, пока во главе стоит Макаревич.
Итак, является ли тот конгломерат разрозненных, часто несогласных между собой христианских или полухристианских групп Церковью, которой обещано, что ее не одолеет зло? Очевидно, нет. Видимо, зло раскола все же одолело эти группы, продолжая и дальше раскалывать их на все более мелкие организации. От лютеран откололись баптисты, от баптистов – пятидесятники и адвентисты, среди пятидесятников выделились неопятидесятники – харизматы, да и те продолжают процесс деления. Ясно, что отколовшись в 16 веке от Католической Церкви, протестанты не сохранили свою семью (или свой ансамбль) и они не представляют собой единое целое, каким в нашем понимании должна быть подлинная Христова Церковь.
Впрочем, многие протестанты утверждают, что видимое единство не нужно и даже вредно для Церкви, что Христос основал невидимую Церковь, которая незримо существует все века под его непосредственным возглавлением, и именно эту Церковь не одолеют врата ада. Обоснована ли такая точка зрения? Представляется, что только отчасти.
Безусловно, Господь Иисус Христос является главой всей Церкви – и невидимой- торжествующей, и видимой - воинствующей. Безусловно, врата ада не одолеют невидимую Церковь, но также бесспорно, что они не одолеют и зримую ее часть. Если бы можно было хоть на секунду предположить обратное, то тут же исчез бы смысл существования земной Церкви, она превратилась бы из богочеловеческого организма в обычный человеческий институт, лишенный Божественного водительства и Божественных обетов.
Разбивать же аргументы протестантов о вреде видимого единства Церкви вряд ли имеет смысл. Тот, кто полагает, что единство не нужно - пусть верит в такую организацию, лишенную руководства и догматического согласия по многим вопросам. Для здравомыслящего человека, на мой взгляд, очевидно, что такая организация не может существовать как действительно единая структура. Да и для любого христианина, имеющего представление о Церкви – будь то католик, или православный – такая организация не может называться Церковью.
Кроме того, противники идеи видимой Церкви лишают человека, идущего ко Христу, ориентира и критерия истинности. Если нет видимой Церкви, то где спасаться? Везде? И там, где пастором женщина, и там, где пастор-царь сам назначает кому на ком жениться, и там, где венчают содомитов? Или спасаться там, где тебе больше нравится, в той «церкви», которая тебя больше устраивает? А если не устраивает ни одна, то можно, как это любят в США, основать свою собственную? В мире десятки тысяч таких церквей, основанных не Христом на Петре, а Смитом, Брауном, Муном или Моленко на своих собственных воззрениях, часто очень далеких от Евангелия. Но это не страшно, утверждает релятивизм, какая разница – ведь истин много, и в этом ему поддакивают современные «церковные» прогрессисты.
У древних отцов был иной ответ на этот вопрос. «Когда приходишь в новый город, не спрашивай, где христианская церковь, спрашивай, где католическая (Вселенская) церковь», учили святые отцы.
Так где же она, эта Вселенская Церковь, эта церковная «Машина времени», одолевающая поворот за поворотом и преодолевающая пространство и время? Может быть, это Вселенское Православие, которое устами своих иерархов много столетий заявляет о своем единстве?
C грустью приходится признать, что этого единства нет, как нет и самого Вселенского Православия в том понимании, какое в него вкладывают русские, сербские, греческие и другие восточные богословы. Объявив в 1054 г. о разрыве общения с Римом, мощный Константинопольский Патриархат, представлявший в то время практически все восточное православие (все другие восточные патриархаты уже утратили свое былое влияние, оказавшись под мусульманским игом), постепенно сам начал дробиться, встав на скользкий путь национального автокефализма.
Постепенно сформировавшаяся на Востоке идея независимых национальных автокефалий оказалась губительна для восточного православия. Отсутствие единого центра лишает восточные церкви подлинной самостоятельности, ставя их в губительную зависимость от государства. Отколовшись от Рима, Константинопольский патриархат не стал более независимым, как раз наоборот – он подпал под сильнейшую зависимость от императора. Постепенно в Византии сложился особый тип взаимоотношений между царской властью и церковной, которая получила от придворных богословов название «симфонии», то есть единства. На деле симфония означала фактически власть кесаря над церковью. Император вмешивался во все значимые церковные дела и даже ставил патриархов, что было узаконенной традицией в Константинополе. Когда в середине 15 века Византийская империя была захвачена турками, то традицию поставления патриархов продолжил турецкий султан.( см. Свящ. Александр Волконский. Флорентийский Вселенский Собор. В кн. «Католичество и Священное Предание Востока», его же. )
Можно приводить множество примеров сращивания государственной и церковной власти на Востоке, свидетельствующих о подминании Церкви под государственную власть. Отец Гагарин называет это явление, характеризующееся «внедрением национального духа в Церковь и противопоставление его духу кафолическому», византинизмом (см.Г. Реммерс. Воссоединение Церквей по Ивану Сергеевичу Гагарину (1814-1882), журнал «Символ», №32, 1994). Апофеозом такого подмятия явилось упразднение Петром Первым патриаршества и провозглашенияе императора в качестве главы церковной власти с лукавым наименованием «христа Господня». (см. Цыпин В.А. Церковное право. Курс лекций. Часть 111, раздел «Высшее управление русской церкви в синодальную эпоху». М.:Круглый стол по религиозному образованию в Русской православной церкви,
1994.)
На Востоке возобладала тупиковая идея о полной независимости (автокефалии) поместных церквей, что было логично в борьбе с Римом, но оказалось губительно для единства Православия. Поднимая на щит национальную идею, инициаторы откола Византии от Рима не представляли себе, насколько далеко заведет Восток эта идея, насколько сильным окажется дробление и как больно бумеранг раскола ударит впоследствии по их преемникам и потомкам. Разделение Константинопольского патриархата можно сравнить с распадом СССР, сопровождающимся, как и распад любой империи, целым комплексом боевых действий, пограничных конфликтов и баталиями на дипломатическом фронте.
Молодые государства, объявившие в 1991 г. о своем выходе из состава СССР, сами тут же стали сталкиваться со стремлением своих народов к независимости. Аджария и Абхазия заявили о выходе из Грузии. Приднестровье провозгласило независимость от Молдовы. Русская церковь, окрепнув, потребовала томос об автокефалии от посаженного под гостевой арест Константинопольского патриарха и сама, устами монаха Филофея, назвала себя Третьим Римом, поспешив уверить весь окружающий мир в том, что «четвертому не бывать». Затем, от ослабевшего в результате революций и гражданской войны Третьего Рима отпала получившая томос
Грузинская церковь, так и не вернувшаяся под омофор Москвы после образования
СССР.
Сейчас от нее практически откололась Абхазская церковь, грезящая о томосе. Продолжается схватка за автокефалию на Украине, неспокойно в Молдове на границе Московского и Румынского патриархатов, спорящих за Бесарабию. Румынский патриархат постепенно продвигается вглубь территории РПЦ.
Настоящая война велась в 1996 г. в Эстонии. Участниками боевых действий были Москва и Константинополь, взявший под свой омофор приходы, не желавшие оставаться московскими после объявления Таллинном независимости от Советского Союза. Объявление войны состоялось во время Божественной литургии в Елоховском соборе, когда предстоятель одной из поместных православных церквей, а именно Патриарх Московский Алексий Второй, отказался молитвенно поминать предстоятеля другой поместной церкви, Патриарха Константинопольского. Эти боевые действия между двумя составными частями Вселенского Православия продолжались около полугода, затем российским стратегам пришлось отступить. Анализируя этот конфликт по «горячим следам», один из авторитетнейших православных епископов Каллист Уэйр пишет:
«Но даже если нам и не нравится I Ватиканский собор, не нуждаемся ли мы, православные, в более ясном определении альтернативной формы первенства власти? И если мы не можем прийти к согласию по этому вопросу, не окажемся ли мы в будущем перед целой серией кризисов, подобных недавнему эстонскому конфликту?» Епископ Диоклийский Каллист (Уэйр), Эстонский кризис: спасительное предупреждение?; в книге: Поиски единства: проблемы религиозного диалога в прошлом и настоящем (приложение к журналу «Страницы»), Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, М.:, 1997, сс. 83-84)
В прошлом веке томос от Константинополя также получила Сербская церковь, остававшаяся единой до распада Югославии. Как только распад совершился, не стало единой Сербской церкви. Мы сейчас наблюдаем конфликт вокруг Македонской метрополии, объявившей в полном соответствии с прискорбной «православной» экклезеологией о своей независимости от Белграда. В отместку стольный град устами Патриарха Павла и Синода Сербской церкви отлучил православных македонцев от церкви. Трогательное единство Вселенского Православия, не правда ли? А на подходе уже следующий кризис – вокруг Черногории.
Не буду утомлять читателя, умножая примеры «военных» эпопей, конфликтов и конфликтиков между частями мнимо-единой церкви. Поговорим лучше о догматическом единстве, которое повсеместно признается одним из критериев наличия церковного единства. Публично православные иерархи заявляют о вероучительном единстве православия, о согласии по всем догматическим вопросам. Эти заявления естественны. Если бы они не делались, то не было бы вообще смысла вести речь о существовании единой Православной Церкви. Но так ли это на самом деле? Существует ли единство по всем догматическим вопросам? Есть ли согласие как между поместными церквами, так и внутри этих церквей?
С уверенностью можно сказать, что единство вероучения в основном сохраняется лишь по вопросам, решенным Вселенскими соборами в дораскольный период. Все остальные догматические вопросы, возникавшие на протяжении дальнейшего исторического существования Церкви и рассмотренные Католической Церковью на соборах, не имеют единых ответов со стороны православных. Вопросы о присоединении инославных, о загробной участи и существовании чистилища и мытарств, о первородном грехе, о его воздействии на личность Божьей Матери являются неразрешенными, оставляя существенные лакуны в православном вероучении. На этом основании некоторыми православными богословами делается вывод об их несущественности в деле спасения и о ненужности или даже еретичности попыток их разрешить.
Видимо, не имеет смысла приводить в данной статье все многообразие взглядов православных авторов на названные вопросы. Можно лишь отметить, что спектр мнений весьма широк – от явно протестантских до близких к католическим. Наличие подобных расхождений и несогласованностей свидетельствует о серьезных лакунах в догматической системе современного православия, застывшего на уровне последнего для Востока и Запада Вселенского Собора. Невозможность созвать полноценный Вселенский Собор для решения этих и других важных и требующих решения вопросов также не свидетельствует о вселенскости восточных поместных церквей.
Я кратко затронул нерешенные догматические вопросы, которые вызывают противоречия между православными. Теперь постараюсь коснуться проблемы догматических противоречий между поместными церквями.
Самое яркое отличие между восточными поместными церквями в области вероучения состоит в существовании различных чиноприемов инославных в православие. Возможно, не всем известно, что значительная часть духовенства Элладской Православной Церкви принимает католиков через повторное крещение, не соглашаясь таким образом с действительностью таинства крещения, совершаемого в Католической Церкви и, соответственно, отказывая 1,2 миллиарду католиков в звании христианина. В то же время РПЦ принимает католиков через чин покаяния, соглашаясь таким образом с действительностью таинств крещения и миропомазания у католиков.
Вопрос этот отнюдь не обрядовый и не чисто канонический, как это может представиться некоторым. Вопрос, строго говоря, стоит так – кем для Православной Церкви (если она есть в том понимании, которое в него вкладывают восточные христиане) является Католическая Церковь? Отделенной поместной церковью с сохраненной апостольской преемственностью, действительностью совершаемых таинств и всеми остальными чертами, присущими Церкви, либо нецерковным, или даже нехристианским образованием?
Выходит, что для Русской Православной Церкви Католическая Церковь является первым. В то время как для греков – вторым. Если существуют такие фундаментальные различия в подходах к тому, что есть Церковь, то правомерен вопрос о различных экклезеологических принципах двух поместных церквей, либо по крайней мере о серьезных отличиях в догматике двух церквей, поскольку признание за католиками права на членство в Церкви и вообще на христианскую сущность со стороны одной церкви и, соответственно, непризнание со стороны другой, предполагает разные догматические критерии к определению того, что есть Церковь и кто есть христианин.
Впрочем, высказывается точка зрения, что разница чиноприемов инославных в Православную Церковь коренится в давнем греческом обычае крестить троекратным погружением. Любой иной чин крещения не признается действительным в этой традиции. Однако, такой взгляд далек как от Священного Писания, так и от Предания Церкви, он редуцирует Таинство Крещения до правильно исполненного обряда, что является свидетельством серьезного искажения церковно-догматического сознания. Если Русская Православная Церковь соглашается с крещением, совершенным через обливание и кропление, а Элладская Православная Церковь считает такое крещение недействительным, ставя действенность крещения в зависимость от чисто внешних процедур (было ли погружение и сколько раз оно производилось), то не является ли такое различие свидетельством более кардинальных отличий на сущностном, духовном, догматическом уровне?
Итак, серьезные разногласия по догматическим вопросам существуют как между отдельными поместными церквями, так и внутри восточных православных церквей. Можно сделать вывод, что восточные православные церкви не являются единой Вселенской Церковью. Они раздираются внутренними и внешними противоречиями, постоянно балансируя на грани окончательного раскола. Да, время от времени они собираются на межправославные совещания, пытаясь урегулировать разногласия – но такие совещания не свидетельствуют о полном единстве. Если продолжить параллель с государственным устройством, то восточные церкви можно в лучшем случае назвать конфедерацией независимых образований, а в худшем – лишь союзом или сообществом отдельных поместных церквей.
Идея универсальности Церкви, ее вселенскости оказывается во все большем забвении на православном Востоке, уступая место национально-государственным интересам России, Сербии или Греции. На первое место выходят почти местечковые соображения, и православие на наших глазах все больше превращается в национальную религию восточных славян, подобно тому, как иудаизм, отвергнув Христа и Его Церковь, выродился в национальную религию евреев.
Здесь необходимо сделать одно небольшое, но существенное уточнение. Отказывая восточным православным церквям в праве именовать себя Вселенской Церковью, мы ни в коей мере не отказываем им в том, что они действительно являются поместными церквями, с сохраняющемся апостольским преемством, с действительностью совершаемых таинств, с законным священством и прочими атрибутами поместной церкви. Среди восточных православных есть сонмы святых и праведных людей, которые стяжали благодать Божию и спасли свою душу, несмотря на то, что находились в пагубном отрыве от Церкви Вселенской. Благодать Божия, безусловно, действует и в отделенных от Вселенской Церкви поместных церквях, но не благодаря расколу, а вопреки ему. Определенные черты, присущие Церкви Вселенской, сохранились и в отделенных сообществах, но зная, что есть полнота Православия, нужно стремиться к ней. Эта полнота пребывает и всегда будет пребывать во Вселенской Церкви, которой дано обетование Христа и которая вполне конкретно существует на Земле. Именно эта Церковь, и только она, ограждена навеки от ада по слову Спасителя.
Эта Вселенская, или универсальная Церковь, основанная Христом, не может быть уничтожена. Она существует и будет существовать до скончания века. Эта Церковь включает в себя многие народы, будучи подлинно вселенской, за 2000 лет она распространилась по всей зримой вселенной. Эта Церковь и сейчас называется так, как она называлась много веков назад – католическая (или кафолическая), то есть Вселенская Церковь с центром в Риме. «Все свидетельства Отцов и Соборов единодушно называют Рим старшей церковью и центром вселенского единства» (Прот.А.Шмеман.Идея примата в православной экклезеологии. Цит по:The Primacy of Peter: Essays in Ecclesiology and the Early Church edited by John Meyendorf, 1992 , стр.164.)
Конечно, признаки этой Церкви, как в более или менее крупных осколках зеркала, присутствуют и в отколовшихся поместных церквях, и даже частично в нецерковных протестантских новообразованиях. Но подлинная вселенская полнота Церкви имеется только в ней – в Католической Церкви, основанной Христом на камне – Петре.
Многие православные осознают ущербность и бедственность своего экклезеологического положения, пытаясь нащупать выход из тупика, в которой византинизм загнал восточные церкви. В течение всей послераскольной истории, а в ХХ веке в особенности, Константинополь предпринимает попытки объявить себя центром вселенского православия, пытаясь таким образом хоть в какой-то степени собрать расползающиеся структуры православия. Эти попытки нельзя назвать удачными – церкви, считающие себя в соответствии со сложившейся на Востоке экклезеологией независимыми, в основном отвергают их как проявления «Константинопольского папизма», ущемляющие национальный суверенитет автокефалий. В лучшем случае они согласны на то, чтобы отвести Константинополю роль «первого среди равных» - функцию ничего не решающего почетного председателя собрания, на что в свою очередь не согласен сам Фаррар.
Отпав от Рима – подлинного церковного центра, Константинополь вновь и вновь пытается объявить себя таким центром – новым Римом, подобно первой скрипке, которая берет на себя несвойственные ей руководящие функции в оркестре, прогнавшем дирижера (что бывало в первые послереволюционные годы в нашей стране). Но паллиатив есть паллиатив – старые, отрепетированные еще при настоящем дирижере, произведения, оркестр еще более-менее исполняет, разучить же что-либо новое и слаженно сыграть это новое представляется уже весьма затруднительным.
У каждого музыканта в оркестре своя функция. Скрипач должен играть на скрипке, флейтист – на флейте, а дирижировать должен дирижер. У Патриарха Константинопольского не получается и не получится быть главой Вселенской Церкви, поскольку он не имеет на это полномочий, не являясь преемником Петра.
Такие полномочия есть только у Папы Римского – преемника апостола Петра, который Самим Божественным Искупителем поставлен пасти Его стадо – Церковь.
(с) 2005г.
|