Роберт Бенсон.

 В «Revue hebdomadaire» (за октябрь месяц) печатается интересная «Исповедь обращенного», подписанная очень известным английским католическим священником Робертом Бенсоном,  автором нескольких романов и замечательной книги «Христос в Церкви». Со временем мы напечатаем несколько извлечений из нее. Из этой «Исповеди» можно видеть, каким путем истый аигличанин, воспитанный в протестантской среде и ходячих предрассудках против Рима, в силу логики и движимый верою в Истину и любовью к ней, кончил признанием  власти Петровой Кафедры и покорился Отцу всех верующих.

Роберт Бенсон родился в Англии, в клерикальной англиканской среде. Его отец был сначала священником, потом архиепископом Кентерберийским. Его мать, братья и единственная сестра принадлежат и теперь к англиканской церкви, как и большинство его друзей. Его готовил к священству знаменитый англиканский богослов, сделавший из него на многие годы страстно убежденного члена Хай-Чёрча (Высокой Церкви [1] ). Он сам говорит, что «трудно рассказать, в чем именно состояла работа в нем Духа Божия,.. так как религиозное верование есть результат божественного действия в тайниках души даже тогда, когда нам  кажется, что оно порождено аргументами, принятыми разумом и основанными на исторических фактах».

Отец Бенсона имел на него громадное влияние. Сыну казалось бы святотатством при жизни отца иметь несогласные с ним мнения; он замечал некоторые несообразности в отцовских верованиях, напр. архиепископ Кентерберийский признавал церковное требование поста в пятницу, а сам не постился; признавал, что расторжение брака в разводе освобождает обоих брачущихся, но в то же время отрицал за виновной стороной право вступать в новый брак, и наконец в Символе Веры, при чтении «верую во Святую Католическую Церковь», он не давал места Римской Церкви, а с любовью относился к некоторым общинам восточных христиан, догматы которых были осуждены соборами, признанными им же самим за вселенские. То же замечалось и относительно таинства покаяния. В теории он признавал, что Христос дал ученикам право разрешать кающихся верных от грехов их, верил, что Ключи вручены Петру, а на практике допускал, что власть, данная Христом апостолам, не была необходима для прощения смертного греха, совершенного после крещения. Но эти несообразности не порождали в Бенсоне сомнений при жизни отца в доброкачественности веры последнего, и в его глазах отец был совершеннейшим членом Высокой Церкви. Отец  поддерживал благочестие в сыне молитвами, пышными церемониями, беседами, чтениями англиканских богословов и житий святых; но «мне теперь кажется — говорит автор исповеди  —  что недостаток этих упражнений состоял в их слабой духовности. Они не внушали мне любви к Богу и не развивали во мне чувства божественности религии, а скорее внушали нежелательное мнение, что отвлеченное мышление есть главная основа религиозности».

Мальчиком Бенсон поступил в частное училище в Клеведоне . Церковные службы были там пропитаны духом узкой обрядности. Пасторы надевали цветные одежды, пение было грегорианское. Этим религиозное обучение здесь разнилось от  полученного им дома. Когда же он стал учиться в Итоне, то попал в прежнюю более  положительную, религиозную атмосферу, но с тою же пышностью церемоний и туманностью догматов. Он оставался настолько равнодушным в обоих случаях, что конфирмация его была отложена на два года, когда же она совершилась то он, по его словам, «принял ее, лишь как  аттестат умственной зрелости». Но все-таки «первое причастие — говорит он — оставило в  моей памяти большой след, и всякий раз, как я причащался в положенное время, я старался вести себя лучше, чтобы быть более достойным благодати Божией». В Итоне вообще было полное равнодушие к религии и воспитатели не имели никакого духовного влияния на учеников. Перед поступлением в Кэмбридж, Бенсон отмечает на страницах своей исповеди первое свое религиозное чувство, да и то вызванное великолепием службы и органа в соборе Св. Павла.

В Кэмбридже это настроение опять исчезло, и он даже совершенно перестал причащаться, но так как он любил музыку, то ходил на службы в разные церкви и, между прочим попал раз в католическую церковь, в которой 12  лет спустя сам служил обедню. «Во мне церемония католического богослужения возбудила тогда что-то в род страха и презрения, и я помню, что испытал приятное чувство лишь когда на меня попала капля святой воды». Его религиозное чувство было тогда так слабо, что во время двухчасового обморочного состояния, которое случайно его здесь застигло, ему не приходило в голову, даже в виду такой близости к смерти, что он может сейчас предстать пред Богом и должен  покаяться, чтобы получить прощение. Умом он соглашался с христианскими догматами, но сердце его молчало. У него были друзья атеисты, и он как то не чувствовал бездны между собой и ими. У него был также друг, ревностный католик; Бенсон считал его убеждения явным абсурдом и был неприятно поражен, когда друг-атеист объявил, что если он и мог бы быть христианином, то принял бы исключительно одно католичество.

Автор говорит, что ему до сих пор не понятно, как с таким настроением он мог сделаться священником. Когда же он на это решился, то стал читать богословские книги и сильно заинтересовался догматами и историей церкви. «В то время у меня не было сомнений — говорит он — что англиканская церковь есть единственная представительница основанной Христом Церкви».

Католиков он считал развращенными и вырождающимися, а протестантские секты казались ему вульгарными и смешными. Его готовил к священству 18 месяцев декан Воган, — человек единственный в своем роде и замечательный во многих отношениях. В Ландофе , где он  жил, жизнь была очень тихая: утром  —  чтение Евангелия с деканом, еженедельная проповедь, которую писал каждый учащийся, а поправлял декан, ежедневное посещение соборного  богослужения и спорт. Во время его жизни там, душа его в первый раз стала стремиться к католической вере, и он стал причащаться натощак.

В 1894 г. Бенсон был посвящен в диаконы и готовился к принятию этого сана в полном  уединении; тут его охватила страшная душевная тоска. Всякое религиозное чувство, вера в  божество Иисуса Христа, в Истину, исчезли, и он со страхом вспоминает и теперь это ужасное настроение. В конце проведенной в одиночестве недели оно изменилось к лучшему и он принял посвящение. При этом присутствовал его отец.

После посвящения была назначена неделя духовных упражнений, представляющих какую-то смесь католических молитв и понятий с протестантскими. Один священник проповедовал  пользу исповеди, и это вызвало протест нового диакона, что не помешало запасть в его душу мыслям о необходимости для спасения души определенного учения и методов для духовного действия на душу. Он начал понимать, что мало для человека сознавать себя членом  какого-либо союза, но нужно еще усвоить себе, что душа создана и искуплена свыше, без чего благочестие останется мертвым.

Он сознал также, что надо начать с очистки этой своей души, и накануне рукоположения в  священники, с разрешения отца, исповедался и вернулся к себе с бесконечной радостью в  душе. То же было и в день рукоположения, когда он поклялся себе дать душам других то же утешение, какое он получил сам.

В это время Бенсон возобновил отношения с Кембриджским приятелем, перешедшим в католичество и вступившим послушником в монастырь ордена ораторианцев. Он часто его посещал, но находил всегда, что настроение ума товарища было каким-то смешным безумием.

«Теперь — говорит он — мне ясно, что мои к нему отношения много способствовали рассеянию недоразумений, стоявших как стена между моим и его мышлением, но тогда я был тверд, доволен собой и упорен в своих убеждениях до такой степени, что, не веря в его возможное на меня влияние, согласился провести с ним несколько недель на Корнуэльском  береге.

В октябре 1896 г. отец Бенсона умер скоропостижно в полном расцвете сил. На его письменном столе был найден черновик письма в «Таймс» по поводу только что изданной папской буллы о том, что Рим не признает за англиканской иерархией апостольского преемства. Неделю спустя после похорон, Бенсон заболел и был спешно отправлен на поправление в Египет.

До смерти отца у Бенсона не было сомнений на счет незаконности католических притязаний. Он как-то раз сказал отцу, что ему не ясно место из Символа Веры: «Верую во Единую Святую Католическую Церковь».

Римские католики, например, принадлежат они или нет к Христовой Церкви? Архиепископ, помолчав немного, ответил, что один Бог может решать, кто член Его Церкви, но что он думает, что католики впали в такие заблуждения, что вряд ли они сохранили право принадлежать к Телу Христову. Ответ этот его удовлетворил, и он больше об этом не думал, но после смерти отца, во время путешествия, взгляд его на этот предмет изменился. По Европе он путешествовал не раз, но не был на материке после того, как сделался священником. Тут же, когда он стал смотреть на Церковь как бы с профессиональной точки зрения, его поразила незначительность и неизвестность англиканского национального «католичества». Вся великая Европа, казалось, не знала о его существовании, и когда он, думая, что он священник, называл себя таковым, то это требовало бесчисленных разъяснений, дабы поняли, к какой группе он принадлежит. Когда же он приехал в Луксор и служил в гостинице вместе с англиканским капелланом, отличавшимся к тому ж густым оттенком «евангелизма», — его поразил «провинциализм» всего этого. Впечатление еще увеличилось, когда во время прогулок он стал заходить в сельские католические церкви. Они все были одинаковы, внешние приемы и внутренняя сущность их была одна и та же во всем  мире, и во время посещения этих бедных и простых церквей ему в первый раз пришло в  голову, что Рим может быть прав, и презрение к нему сменилось уважением, не лишенным  страха. В противовес этому чувству он подружился с коптским схизматическим священником, завязал сношения с коптским архиереем и даже написал ему, прося разрешить, причащаться в его церкви. Он мало беспокоился, еретики они или нет, ему хотелось  главным образом приобщить к чему-нибудь свое одинокое англиканство.

Его угнетало сознание, что его национальная церковь, будучи перенесена за свои географические границы, представляется величиной ничтожной. Архиерей ему даже не ответил. Эта его сердечная боль еще увеличилась в Иерусалиме. Здесь, в колыбели христианства, он увидел, что англиканство совершенно не принимается в разсчет. Он не мог  служить ни на каком алтаре; был поставлен какой-то стол и «тут я совершил то — пишет он — что мне тогда казалось таинством. Меня угнетало чувство одиночества». Все  разрозненные и разделенные между собой, но все же имеющие за себя вековую давность, восточные церкви и секты служили у св. Гроба Господня, всякая в своем обряде; англиканская же церковь, которую он считал за единственную здоровую ветвь гниющего ствола, не пользовалась никаким преимуществом. Он говорит: «В Дамаске меня неприятно поразило известие, что проповедник, который впервые внушил мне мысль о «вселенстве» и привел меня к первой моей исповеди, перешел в католичество».

Будучи там же в Дамаске, Бенсон решил основать в Англии монастырь, специально  «английский», без церковных облачений, просто лишь благочестивое общежитие. Вернувшись в Англию, Бенсон был целый год настоятелем прихода в городке Кемсинг. Он  жил приходской жизнью, навещал больных, проповедовал, учил детей и временно успокоился.

Сталкивался он с внешней жизнью только на общих собраниях духовенства или когда  прочитывал в газетах о новых обращениях в католичество знакомых ему людей. Душа его была спокойна. Иногда только, после красивой торжественной службы, в нем шевелилось какое-то сомнение, но оно скоро проходило. Тогда же в первый раз у него исповедовался молодой студент, и он вернулся к себе со странным чувством торжества и вместе с тем  великого угрызения совести. Год спустя, его душевная тоска возобновилась. Чувство отчужденности англиканства от всего мира усилилось. Посещение им английского женского монастыря, в котором были приняты все римские ночные и дневные службы и праздники, до выставления Св. Даров включительно, усилили в нем эту тоску. После нескольких  неудачных попыток оживить англиканский обряд, Бенсон решился поступить в английскую общину Воскресения. Мирфильдская община Воскресения увлекла его. Устав ее был смесью бенедиктинских и редемптористских правил. Одна часть монахов занималась научными трудами и издавала догматические и благочестивые книги, остальные монахи проводили время в молитве, в проповедях и в исполнении духовных треб.

Весь день был распределен по часам, молитва чередовалась с работой, а по субботам была публичная исповедь, в которой признавались в нарушении устава. Устав делался все более и более монастырским. Обеты, произносимые монахами были очень своеобразны. Например,  было обещание целомудрия до женитьбы. Послушничество продолжалось 13 месяцев, а все остальное, хотя и менее суровое, напоминало католические уставы. Черная работа выполнялась наемными работниками.

Прошел еще год, в течение которого Бенсон почти не имел сношений с внешним миром, он предавался молитве и занимался богословием. Его руководителем был человек удивительно умело действующий на порученные ему души; послушником с ним вместе был ирландец с необыкновенным религиозным усердием и горячей верой. Он восторженно относился к  англиканской церкви и не мало способствовал увеличению преданности к ней Бенсона. В  последствии он вышел из монастыря и женился. Когда пришло время пострижения Бенсона,  к нему вернулись его сомнения. Результатом изучения богословия оказалось возможное принятие им всех католических догматов, но он еще спотыкался на папской непогрешимости. Жизнь в Мирфильде была для него богата впечатлениями. Он часами исповедовал и на его  проповеди ходило очень много народу. Многие раскаивались, оставляли пороки и начинали вести духовную жизнь, как же было ему не думать, что в его церкви жила благодать Божия?  Когда, перед принятием монашества, игумен спросил его, нет ли в нем римского направления, он чистосердечно ответил отрицательно.

После пострижения его стали посылать на проповеди в разные церкви, но так как во всех  этих церквах настоятели были разных направлений, то ему приходилось говорить по разному, то подчеркивая, то стушевывая те или иные вопросы. С самим игуменом он не  сходился во многих основных положениях. Это все его смущало, нарушало его душевное равновесие и колебало доверие к англиканской церкви. Прежде ему казалось, что Рим и  Восток грешили преувеличениями всякого рода, а остальные христиане, не признавая апостольского преемства, потеряли место в видимом Теле Христовом. Но это мнение его перед судом логики не устояло.

Во-первых, он не мог верить тому, чтобы в продолжение тысячелетия между V веком и  Реформацией, обетования Христовы оставались бы бессильными, и чтобы в этот долгий период времени ересь могла все время держать в плену чистоту евангельского учения. Во-вторых, он начал сознавать, что в Церкви Христовой должен существовать живой, и если не непогрешимый, то по крайней мере признаваемый всеми авторитет. Он признавал  необходимость епископа или собора, который должен был судить о возникающих в Церкви теориях и вопросах. Сначала он приписывал этот авторитет англиканским книгам правил, но все они, также как англиканские епископы, разнились в определениях. Далее он временно остановился на том, что когда Рим, Москва и Англия были согласны, то значит Св. Дух был в Церкви. Схизмы не было, раз Символ Веры оставался один и тот же и сохранялась иерархия. Под сенью этой теории он спокойно молился святым и Пресвятой Деве, поклонялся Христу в Таинстве Евхаристии и даже начал практиковать послушание. В особенности, если Рим что либо признавал, а Кентербери не противоречил — то он с радостью принимал это. «Меня смущал вопрос — говорит он — чем следует руководиться простым, неученым людям,  которые не могут осведомляться о мнении трех главных Церквей, но я успокоился, решив, что у католиков тоже есть незнающие люди, которым объясняют во что верят священники. Англичане могли поступать также и «осведомляться об истине у своих пастырей». Он  сообщил об этом мнении своим начальникам, но они объявили ему. что такой взгляд не приемлем.

Вскоре наступило для него время, когда и эта теория плачевным образом упала в его глазах. Время шло. Бенсон оставался в Мирфильдской общине. Религиозный кризис в его душе  затягивался. Он переживал мучительные сомнения, которые чередовались с затишьем и  успокоением. Порой он впадал в мистицизм и необходимость незыблемых догматов отходила в его уме на второй план. Был период, когда любовь к Искупителю и какое-то расплывчатое и  неясное представление о принадлежности к мистическому Телу Христа как будто  удовлетворяло его. В такой-то именно период он написал свою книгу «Невидимый свет», героем которой является католический священник, хотя Бенсон сам говорит, что в ту пору он был еще настолько англиканином, «что тщательно избегал всего того, что могло бы  подчеркивать католичество моего героя», «но факт, что я не сделал из него англиканского священника, а именно католического, доказывает, что, хотя еще не совсем сознательно, но я уже не имел абсолютной веры в англиканскую церковь».

«В 1902 г .— говорит он далее — состояние отчаяния, в которое моя душа все больше и больше погружалась, стало так невыносимо, что я с разрешения настоятеля, написал длинное  письмо одному католическому священнику, в то время очень известному». Бенсон не называет этого священника, но говорит только, что странность полученного им ответа объяснилась ему лишь впоследствии, когда этот священник был отлучен от Церкви и так  отлученным и умер. Но в то время ответ католического священника, советующего ему не  покидать англиканской церкви, показался ему и его духовному руководителю признаком, что воля Божия была в том, чтобы он оставался в церкви, в которой родился. «Мне казалось — говорит он — что то единение с вселенством, о котором я мечтал, было недостижимо, если и в Римской Церкви существуют разногласия. Но будущее показало, что я ошибался, т. к.  Римская Церковь извержением из своего лона этого священника доказала, что она не терпит  между своими представителями таких людей, которые искажают ее ученье».

Духовное начальство Бенсона отправило его на проповедь в разные места; на страстной неделе он проповедовал в одном приходе на юге Англии, а в день Пасхи 1902 г. он последний раз взошел на кафедру в англиканской церкви. «Когда я с нее сошел — говорит он  — я как будто провидел уже то, что вскоре со мной случится, и я вернулся в Мирфильд в состоянии полного бессилия телесного, духовного и умственного».

Бенсон красноречиво описывает далее все то, через что приходится пройти англиканину, решившемуся признать власть Рима. Не говоря уже о потере друзей или семьи, общественного положения, а зачастую и средств к существованию, самое главное испытание  составляют внутренние, душевные искушения. Новообращенный чувствует себя как-то разом сбитым со всех путей, по которым он шел дотоле. Подчиниться Церкви для англиканина — значит выйти из всего, что ему дорого, и очутиться в какой-то пустыне, где всякий  подозрительно относится к нему или даже глумится над ним. Затем автор «Исповеди»  излагает суть своих мучительных сомнений. Он их делит на две категории: 1) представления об общем Божественном плане и 2) реальные факты, с которыми он сталкивался в жизни. Он начинает со второй категории, хотя и менее важной в его глазах, но которая однако первая поразила его. Он принимал Христианство, как Откровение Божие, и Библию, как боговдохновенную книгу, но ему нужна была Церковь, хранящая неприкосновенность Истины, Церковь учащая, в которой присутствовало бы, как в живом организме, развитие при внутренней незыблемости и неизменяемости. Церковь может допускать споры и обмен  мыслей и мнений о философской сторон тайн догмата, о способах воздействия Бога на людей, но о том, что касается благодати, ее путей, что касается сущности таинств и спасения душ, Церковь должна иметь незыблемое учение, должна его неустанно провозглашать и требовать послушания и покорности ее определениям от тех, кто смел бы затемнять или искажать смысл ее учения. В Англиканстве этого живого голоса Церкви он не находил. Его отсылали к письменным документам, но и т разнились между собой. Среди духовенства также были теоретические разногласия, на практике же, тем более, — что ни приход, то разница.

В Церкви же Римской он видел такое совместное развитие и неизменность и однородное  учительство во всем мире. Всякий католик, где бы он ни находился, мог сказать, как бл. Иероним: «я в единении со Христом, когда я в единении с кафедрой св. Петра, потому что на этом камне создана Церковь». Все вышесказанное склоняло его в пользу Рима, но он считал, что ему необходимо еще глубже ознакомиться с учеными сочинениями о католичестве, как  его врагов, так и его приверженцев. Знакомство с этими трудами историков и богословов еще обострили его страдания, т. к. он стал отчаиваться разрешить вопрос, относительно которого расходились во мнениях столько знаменитых ученых, но в то же время в нем совершалась невидимая работа благодати, и наконец он понял, что путь к Церкви — путь божественный,  что невозможно найти его исключительно посредством ума и учености, потому что тогда он  был бы доступен только малой части человечества, Христос ж пришел для всех людей, а главное, чтобы взыскать и спасти погибшее. «Не могу выразить — говорит он в своей Исповеди — какое облегчение внесла в мою душу эта мысль... Смирение и вера были необходимее знания святоотческих творений»... «Я не могу сказать, говорит дальше Бенсон,  какой собственно автор убедил меня больше всего, но благодать Божия привела меня к Церкви». Он увидел мистическую Невесту Христову, ее рост и развитие, увидел, что все  догматы, постепенно провозглашенные ею, находились в Ней всегда, с самого ее основания,  он увидел, как младенцем она вышла из катакомб, через какие мучения и опасности она прошла и как ее невидимый глава, ап. Петр, сделал ее Матерью и Царицей всех церквей, как  Дух Божий постоянно вдохновлял и продолжает вдохновлять преемников Петра, римских  епископов, благодатно ограждая через них непогрешимость Церкви. Присоединение к  Церкви стало для Бенсона лишь вопросом времени, т. к. в душе его это было уже решено. Несколько месяцев спустя, в 1903 г., он присоединился к Католической Церкви в Вудчестере  (несколько миль от Строуда), в доминиканском монастыре, и вскоре был рукоположен в священники.

Журнал «Слово Истины», №№ 11-13

[1] Примечание. Читателям надлежит иметь в виду, что все, что Бенсон говорит ниже  касательно религии и таинств, он говорит как англиканин, а также, что булла о непризнании Римом англиканской иерархии была издана только в год смерти отца Бенсона. Ред.