Романсеро.

  (Антонио де Валор и донья Кармен).

I.

 Дон Алонсо д'Агилар отправляется в поход против мавров.

                  Словно громы сотрясают
                  Альпухаррских гор вершины,
                  Словно золото струится
                   По дорогам андалузским -
                  То несется конский топот
                  Над высокими горами,
                  То огнем сверкают латы
                  Христианских храбрых воинов.
                  Это гордый дон Алонсо,
                  Агилар - отважный рыцарь,
                  Со своим бесстрашным войском
                  Выступает против мавров.
                  Во главе своих отрядов,
                  На лихом коне горячем,
                  Под кастильским славным стягом,
                  В нетерпенье рыцарь скачет.
                  Королем самим он послан
                  Дабы усмирить жестоких
                  Непокорных мавров племя.
                  Пала гордая Севилья,
                  Покорилася Гранада
                  Христианскому владыке,
                  Лишь в долине, что лежала
                  У подножья Альпухарры,
                  Мусульмане не смирились,
                  Продолжая строить козни,
                  Замышляя злое дело.
                  Их-то покорить и послан
                  Благородный дон Алонсо.
                  Перед ним трепещут мавры -
                  Лишь махнет мечем булатным,
                  Тут же головы неверных
                  Словно дождь падут на землю.
                  Потому свои селенья
                  Оставляют в страхе мавры
                  И, собрав свои пожитки,
                  Прямиком уходят в горы,
                  Горько-горько причитая:
                  "Видно милостью своею
                  Нас совсем Аллах оставил,
                  Если города и села,
                  Те, что нам принадлежали,
                  Все достались христианам!
                  Что же делать нам, несчастным,
                  Если гордые эмиры
                  Все повержены во прахе,
                  А их жалкие потомки
                  Перейти спешат на службу
                  К королю дону Фернандо?"

II.

Смерть старого мавра.

                 В мрачной каменной темнице,
                  Где настолько узки окна,
                  Что луч солнечный едва ли
                  Проползет в сырую келью,
                 Умирает седовласый
                  Старец, в башню заключенный
                  По бесстыдному навету,
                  И желает перед смертью
                  Своего увидеть сына.
                  С ним оставшись с глазу на глаз,
                  Старец сыну, умирая,
                  Говорил такие речи:
                  "Мальчик, слушай и запомни,
                  Что тебе сейчас скажу я!
                  Должен ты узнать всю правду
                  О своих великих предках,
                  Что владели городами
                  Андалузии когда-то.
                  Кровь эмиров мавританских
                  У тебя струится в жилах.
                  Род их гордый и могучий
                  От пророка Мухаммеда
                  Самого ведет начало
                  И средь мавров был известен
                  Под прозваньем Бен-Гумейя.
                  Я же в молодые годы
                  Жаждал подвигов и славы
                  И, прельстившись на посулы,
                  Позабыв заветы предков,
                  Перешел тогда на службу
                  К христианскому монарху.
                  Знал ли я, что за измену
                  Неизбежно наказанье?
                  И теперь, взгляни, я гибну
                  В темной и сырой темнице
                  Из-за ложного доноса.
                  Вот какая мне награда
                  За все годы честной службы
                  От испанцев достается!
                  И тебя, мой сын, прошу я -
                  Позабудь чужие нравы,
                  Возвратись к обычьям предков!
                  Помни, твой народ в несчастьи,
                  Он нуждается в поддержке
                  Перед натиском неверных!
                  Позабудь о том, что звался
                  Ты Антоньо де Валором!
                  Встань же во главе народа,
                  Ты - наследник Бен-Гумейя!
                  Принимай же это имя,
                  Ведь оно твое по-праву!
                  Будь защитой бедным маврам,
                  И за горькие обиды
                  Отомсти сполна неверным!
                  А за смерть мою, мой мальчик,
                  Расквитайся с негодяем!"
                  Так сказал старик и умер,
                  Молодой же Бен-Гумейя
                  Страшной клятвою поклялся,
                  Что отца исполнит волю!

III.

Антонио де Валор мстит за смерть отца.

                  Ночь на Кордову спустилась,
                   По ступеням Алькасара
                  Прошуршала незаметно,
                  Над водой Гвадалквивира
                  Распростерлась тихо-тихо,
                  И в саду перед мечетью
                  Меж деревьев затаилась.
                  Кто влюблен, тот этой ночью
                  С верной звонкою гитарой
                  Под окно своей любимой
                  С песнями любви стремится.
                  Им не спится этой ночью.
                  Молодому де Валору,
                  Что Антонио назвали,
                  Тоже не сомкнуть ресницы,
                  Но не образы прелестниц
                  Не дают ему покоя.
                  И хоть теплый ветер нежно
                  Юноше ласкает кудри,
                  Но не пылкое желанье
                  Насладиться этой ночью -
                  Пламя мрачное сжигает,
                  В уголь превращает сердце.
                  Месть в глазах его сверкает,
                  Месть в груди его трепещет.
                  Притаившись у ограды,
                  Скрыт от взоров темнотою,
                  Терпеливо ждет врага он,
                  Что своим доносом ложным
                  Погубил отца седого
                  В каменной сырой темнице.
                  Вот в ночной тиши раздался
                  Гулкий звук шагов, и сердце
                  Бешенно в груди забилось.
                  За чудовищною тенью,
                  Что ползла неторопливо
                  По неровностям брусчатки,
                  Появился долгожданный,
                  Освещенный лунным светом,
                  Силуэт врага. Рукою
                  Сжав кинжал, как тигр напрягшись
                  Пред прыжком, Антоньо замер.
                  Звук шагов слился со звуком
                  Сердца, что в виски стучало.
                  Шаг, другой, и вот внезапно
                  В воздухе сверкнуло что-то.
                  Приглушенный крик раздался
                  И безжизненное тело
                  Опустилось на брусчатку.
                  А Антоньо, улыбнувшись,
                  И в ночное небо глядя,
                  Произнес: "Отец, ты видишь,
                  Я свою исполнил клятву!"

IV.

Мавры прославляют нового эмира.

                 Праздник в стане мавританском,
                  Аньяфилы громко стонут.
                  Звук их, сильный и протяжный,
                  Слышат горные селенья.
                   Он сзывает правоверных -
                  Пусть он разделят радость!
                  Бен-Гумейя снова с нами!
                  Бен-Гумейя снова с нами!
                  И эмира молодого
                  Все приветствуют с восторгом.
                  И толпа пред ним мгновенно
                  Раздвигается как волны,
                  Что послушно расступились
                  Пред народом Моисея.
                  Молодые танцовщицы
                  В пляске огненной кружаться,
                  Извиваясь гибким станом
                  В бубны бьют над головою.
                 Трубачи идут за ними,
                  Дуют в трубы полной грудью.
                  А во след за трубачами,
                  На коне лихом, арабском,
                  Белом, словно снег под солнцем
                  На вершинах гор высоких,
                  Городо едет Бен-Гумейя
                  В красной шелковой марлоте.
                   И султан его из перьев
                  Над толпой как знамя вьется.
                  Окружен богатой свитой,
                  Он приветствует народ свой,
                  И в ответ ему все взоры
                  Устремляются с любовью.
                  Ах, красавец Бен-Гумейя!
                  Да живет эмир наш вечно!
                  Лишь один визирь эмира
                  Едет мрачен словно туча.
                  Это Эль-Газиль коварный.
                  На коне он восседая,
                  На коне, как уголь черном,
                  Словно ворон на погосте,
                  Едет хмуро вслед эмиру.
                  Оглянись же, Бен-Гумейя!
                  Посмотри в глаза визирю,
                  Там свою прочтешь ты участь!
                  Обернись же, Бен-Гумейя!
                  Не страшны тебе испанцы,
                  Страшен друг тебе неверный!

V.

Донья Кармен.

                  Нету женщины прелестней
                  Средь красавиц андалузских
                  Черноокой доньи Кармен.
                  Сколько рыцарей достойных,
                   Сколько храбрых кавалеров,
                  Пленены ее очами,
                  Сражены ее походкой!
                  Кто среди мужчин Гранады,
                  И Малаги, и Севильи,
                  Будь он юноша, иль воин
                  Искушенный в многих битвах,
                  Не мечтал ласкать средь ночи
                  Этих кудрей шелк, что черен
                  Как безлунной ночью небо?
                  Кто в мечтах своих не жаждал
                  Целовать уста и плечи
                  Первой среди всех красавиц?
                  Но увы, мечтам подобным
                  Не дано осуществиться,
                  Их удел - во прах разбиться,
                 Иль навек мечтой остаться.
                  Муж прелестной доньи Кармен,
                  Горделивый старый воин,
                  Что душой и телом высох,
                  Что ревнив как черт, и внешне
                  На него похож собою,
                  Стережет ее надежней,
                  Чем дракон свое богатство.
                  Крючковатым тонким носом,
                  Хищным взглядом, гордым видом,
                  На орла похож точь-в-точь он.
                  И как хищник неусыпно
                  За добычей наблюдает,
                  Так следил он днем и ночью
                  За женой, ни на минуту
                  От себя не отпуская.
                  И когда в поход военный
                  Отправлялся храбрый воин,
                  То свою жену с собою
                  Брал ревнивец непременно.
                  И молву о донье Кармен
                  Разносили всюду люди,
                  Говоря: "Она красива
                  Столь же, сколь и неприступна!"

VI.

Эмир, Эль-Газиль и донья Кармен.

                 Как порою зыбко счастье,
                  Как изменчива удача!
                  В битве долгой и жестокой
                  Войско рыцарей кастильских
                  Потерпело пораженье.
                  И теперь своей победой
                  Счастлив Эль-Газиль неверный,
                   Ведь богатые обозы
                  В том бою достались маврам.
                  Пред эмиром похвалиться
                  Хочет он своей удачей,
                  Пред его пресветлы очи
                  Приказал нести трофеи.
                  Золотых монет немало
                  Среди них, но также были
                  И прекрасные доспехи,
                  И щиты, мечи, кинжалы,
                  Шлемы, пышные плюмажи.
                  Тут же золотые цепи,
                  Что недавно украшали
                  Груди рыцарей кастильских.
                  И коней, что в жаркой битве
                  У врагов отбили мавры,
                  Всех еще в крови и пене,
                  Слуги чинно пред эмиром,
                  За узду держа, проводят.
                  И эмир, с восторгом глядя
                  На роскошную добычу,
                  Хвалит смелость Эль-Газиля.
                  Говорит - "Визирь мой верный!
                  Все, что только пожелаешь,
                  У меня проси без страха.
                  За твои, визирь, заслуги
                  Щедро награжу тебя я.
                  Но ответь мне, это правда ль,
                  Что средь рыцарей плененных
                  Есть и женщина? И, будто,
                  Даже пери не сравнится
                  С ней своею красотою?
                  Если так, зачем же скрыл ты
                  От меня свою добычу?
                  Приведи ее, желаю
                  Я немедля насладиться
                  Видом пленницы прекрасной!"
                  Мрачен Эль-Газиль, как туча,
                  Но с поклоном отвечает -
                  "Мне закон твое желанье,
                  Правоверных повелитель!"
                  Сделал знак, и тотчас слуги
                  Пленницу ведут к эмиру.
                  Лишь взглянул эмир в глаза ей,
                  Как сильней забилось сердце.
                  А она внезапно в ноги
                  Бросилась, в слезах молила,
                  Что б он ей свою защиту
                  Даровал от притязаний
                  Эль-Газиля. Ведь в сраженьи
                  Зарубил ее он мужа.
                  Тронут горькими слезами,
                  С трона тут эмир поднялся,
                  И сказал - "Не плачь! Защитой
                  Я тебе отныне буду!
                  Осуши скорее слезы,
                  Никакой теперь обиды
                  Причинить тебе не смогут..."
                  Тут, прервав его, раздался,
                  Словно бы орлиный клекот,
                  Резкий голос Эль-Газиля -
                  "Прежде мне эмир поклялся,
                  Что дарует все, лишь только
                  Я чего-то пожелаю!
                  Мне златых монет не надо,
                  Ни коней, ни сабель звонких,
                  Эту пленницу всего лишь
                  Даровать прошу эмира!"
                  "Слово дал тебе, визирь, я,
                  Но и ей дал тоже слово.
                  Потому, возьми, что хочешь,
                  Всю возьми себе добычу,
                  Но от пленницы прекрасной
                  Откажись!" "Ты дал мне слово!"
                  - злобно Эль-Газиль прокаркал.
                  Грозен стал тут взор эмира -
                  "Не серди меня, презренный!
                  Утаить сейчас хотел ты
                  От меня ее плененье,
                  Потому и не получишь
                  Ты красавицу-испанку.
                  Но свое держу я слово,
                  Забирай все то, что хочешь,
                  Иль тот час же убирайся
                  С глаз моих!" Визирь склонился
                  И, покорно пятясь задом,
                  Удалился, но обиду
                  Схоронил в душе глубоко.
                  И решил он расквитаться
                  За нее, лишь только случай
                  Подходящий подвернется.

VII.

Любовь.

                  Если есть на белом свете,
                  В странах Севера угрюмых,
                   Среди туч уныло-серых,
                  Самый яркий, самый теплый,
                  Солнца луч, что освещает
                  Радостью внезапно землю,
                  Этот луч - твоя улыбка,
                  Мне она ласкает сердце.
                  Если есть в восточных странах,
                  Хоть арабских, хоть персидских,
                  Или в сказочном Китае,
                  Самый мягкий, самый легкий,
                  С дуновеньем ветра сходный,
                  Нежный шелк, его нежнее
                  Шелк твоих волос, мой ангел,
                  Что люблю ласкать рукою.
                  Если вдруг безмолвной ночью,
                  Самой черной ночью в мире,
                  Две звезды внезапно вспыхнут,
                  Засияют ярко в небе,
                  То в очах твоих прекрасных
                  Так любовь ко мне сияет,
                  И меня теперь навечно
                  Ты тем светом ослепила.
                  Если счастье есть на свете,
                  Если есть блаженство в мире,
                  Это счастье быть с тобою,
                  Никогда не расставаться.

VIII.

Антонио де Валор и донья Кармен.

                 Ранним утром, только солнце
                 Протянуло луч свой нежный
                 Из-за склона Альпухарры
                 В андалузскую равнину,
                 Осветив его сияньем
                 Мавров горные селенья,
                 Из шатра эмир выходит.
                 Он на ложе, пробудившись,
                  Не нашел своей любимой.
                 Оглядел весь стан, но тщетно,
                 Здесь красавицы не видно.
                 Лишь когда к ручью спустился,
                 Что журча бежал по склону,
                 Увидал свою он Кармен.
                 У воды она сидела,
                 И печальным, долгим взором
                 Вниз глядела неотрывно
                 На широкую долину
                 В дымке утренних туманов.
                 "Свет очей моих, ответь мне,
                 Отчего ты так печальна?
                 Иль неярок блеск каменьев
                 В головном твоем уборе,
                 Тускло золото браслетов,
                 Перстней и серег бесценных?"
                 "Нет,- красавица сказала -
                 Ярок блеск каменьев дивных,
                 Ярко золота сиянье!"
                 "Может шелк одежд прекрасных
                 Недостаточно изыскан,
                 В драгоценном ожерелье
                 Есть жемчужина с изъяном?"
                 "Нет,- красавица сказала -
                 Нежен шелк моей одежды,
                 Ожерелье без изъяна!"
                 "Если так, о чем, ответь мне,
                 Ты печалишься, о пери?
                 Иль любовь ко мне остыла
                 В пылком сердце милой Кармен?"
                 "Нет,- красавица сказала -
                 Я люблю тебя всем сердцем!
                 Но одно меня печалит,
                 Не дает душе покоя.
                 Горько думать мне, любимый,
                 Что тебе врагами стали
                 Наши братья, христиане!
                 Горько видеть мне, как воины
                 С твоего благославенья
                 Грабят мирные деревни,
                 Убивают неповинных,
                 Ведь одной я с ними веры!"
                 Словно тень от тучи темной
                 Пала на чело эмира.
                 "Что ж,- ответил он -
                 Я с детства
                 Был испанцами воспитан,
                 Но глубокую обиду
                 Нанесли мне христиане.
                 Был всегда чужим для них я,
                 И решил вернуться к маврам.
                 Думал, что смогу помочь я
                 Соплеменникам добиться
                 Так желанной им свободы.
                 Но и здесь чужой я тоже.
                 Не свободы жаждут мавры,
                 А богатую добычу.
                 Это не народ уж гордый,
                 А разбойников ватага.
                 Знаю я, что окружают
                 Лесть меня, измена, зависть,
                 Но что делать я не знаю.
                 Я не мавр, не христианин,
                 И нигде мне нету крова.
                 Лишь твоя любовь, мой ангел,
                 Для меня теперь опора."

IX.

Измена.

                 "Неспокойно мне, любимый,
                 Мне тревога гложет сердце!
                 Слышишь, залились собаки
                 Вдалеке сердитым лаем!
                 Не враги ли по тропинке
                 Пробираются в наш лагерь?"
                 "Не тревожься, спи, родная!
                 По горам, на всех тропинках,
                 Что ведут сюда, в наш лагерь,
                 Верные стоят дозоры,
                 Нас надежно охраняя!"
                 "Неспокойно мне, любимый,
                 От тревоги сердце ноет!
                 Слышишь, кони недалече
                 Захрапели от испуга!
                 Не враги ли там крадутся,
                 Прикрываясь темнотою?"
                 "Не тревожься, спи, родная!
                 То ночная, видно, птица
                 Над конями пролетела,
                 Взмахом крыльев их пугая!"
                 "Неспокойно мне, любимый,
                 Слышишь шум пред нашим входом!
                 Не враги ли окружили
                 Наш шатер своею ратью?"
                 "Не тревожься, спи, родная!
                 То гонец, наверное, прибыл.
                 С вестью он спешит к эмиру!"
                 Распахнулся резко полог,
                 И с альфангой обнаженной
                 Эль-Газиль предстал пред ними.
                 А за ним десяток воинов,
                 Что последовать решили
                 За изменником-визирем.
                 "Встань, эмир! Пришла расплата!
                 Защищайся, если сможешь!"
                 "Что ж, и раньше не боялся
                 Заглянуть в глаза я смерти,
                 И теперь не испугаюсь!
                 Никогда, запомни это,
                 Жалкий трус, изменник подлый,
                 Не просил эмир пощады!"
                 Он из ножен вынул саблю,
                 Грудь свою прикрыл адаргой,
                 Приготовившись к сраженью.
                 Но красавица повисла
                 На груди его, пытаясь
                 Защитить, но лишь мешая,
                 От врагов обороняться.
                 "Альгасара!" - клич раздался.
                 И по знаку Эль-Газиля
                 Воины тут же на эмира
                 Всею бросились толпою.
                 Так погиб в неравной схватке
                 Бен-Гумейя, что последним
                 Был эмиром мавританским.
                 С ним погибла донья Кармен,
                Равных по красе которой
                 Андалузия не знала.