*  *  *

Песни нежные мои
Пусть твою развеют скуку.
Взгляд мне только подари,
Протяни свою мне руку.

Ушком бархатным лови
Звуки радости и муки,
Голоса моей любви
Зачарованные звуки.

Дай взглянуть в глаза твои,
Чтобы песня ввысь летела.
Дай глоток своей любви,
Чтобы горло не хрипело.

 *  *  *

Вот дождь за окном целый день моросит.
И ветер уныло и глухо
Над городом мокрым с утра голосит,
Как злая осенняя муха.

И вьется оторванный ветром листок.
А в комнате тихо и сухо.
И белый, пушистый и теплый клубок
Мурлычет у самого уха.

 *  *  *

Сыплется с неба, в ладонях растает,
На землю ложится, на крыши домов.
Елям и соснам на зиму сплетает
Густой и пушистый покров.

 *  *  *

Стих страстный рвется из моей души.
Лишь в руки взять перо и, кажется, - пиши!
Строк огненных слова ложатся на бумагу,
И вот написанны. Но вдруг, подобно магу,
Их кто-то остудил дыханием своим.
Вот еле теплятся, а вот уж только дым
Остался мне, увы, от сладостного пыла.
Бумага холодна, огня не сохранила
В безжизненных стихах. Читаю раз, и два,
Но нету чувства здесь, холодные слова
Записаны теперь на этот листик белый.
О, это не стихи - лишь трупик онемелый!

Но ты, мой милый друг, со страстною душой,
Нечаянно раскрыв сей томик небольшой,
И прочитав стихи, способен, знаю, к счастью,
Вложить в них чувства вновь, зажечь былою страстью.

 *  *  *

Шум из окна раздался вдруг,
То дождь полил сплошной стеной.
И слышен в тишине ночной
Его нетерпеливый стук.

Зачем стучишь ты мне в стекло,
И барабанишь средь ветвей?
Зачем ты сыплешь серебро
В волшебном свете фонарей?

О чем ты плачешь в темноте?
Оставь, не стоит горевать!
Иди, ложись в свою кровать
Средь туч в небесной высоте.

На что устраивать потоп?
Уймись, напрасные труды!
Оплакать глупость мира чтоб
Не хватит на небе воды!

 *  *  *

О, как слова правдивы эти,
Что некогда сказал поэт -
"Без женщин трудно жить на свете,
А с ними вовсе жизни нет!" :)

 *  *  *

Один ищу ответ,
В твои глаза смотрю, -
В тебе, мой ясный свет,
Что я боготворю?

Что думаешь мне в след?
Полюбишь ли меня?
Иль, может, столько лет
Обманывался я

Твоею красотой,
Её одну любя?
Мне страшно быть с тобой,
И горько - без тебя!

 *  *  *

Угомонись, темнота за оконцем!
Видишь, давно закатилося солнце
В сонный полуночный край.

Месяц на небо взобрался неслышно,
Тихо зевнул и улегся на крыше.
Спи же и ты, засыпай!

Шепот листвы сладкий сон навевает,
Медленно тополь ветвями качает -
"Надо ложиться в кровать!"

Спят все вокруг, лишь летучие мыши
В небо взлетают все выше и выше,
Им не положено спать.

Ты же закрой поскорей свои глазки,
Пусть тебе снятся волшебные сказки,
Будто по небу плывет

Вслед за летучею мышью над нами,
Плавно махая большими ушами,
Рыжий летающий кот.

Рассвет в Венеции.

Спят дома, каналы, пьяццо;
дремлят улицы, мосты.
Город - груда декораций,
Пыльных, брошенных, пустых.
Улочки как паутина,
Заблудиться здесь - пустяк!
От каналов пахнет тиной,
И повсюду полумрак.
Плещут волны о неровный
Мшистый камень. Воздух тих.
И толпятся лодки словно
Стадо котиков морских.

Между тем, вдали светает,
Ночь сменяется с поста.
Осторожно уползает
В подворотни темнота.
И звезда, зевнув устало,
Исчезает без следа.
Точит бревна у причала
Мутно-серая вода.
Робко первый луч крадется.
В дымке утренней восток.
Розоватый отблеск солнца
На дома и крыши лег.

Утро, утро! Словно сцена,
Площадь светом залита.
Вот и зритель постепенно
Занимать спешит места.
Появляются актеры,
Поднят занавес. итак...
Город ожил! Что ж, сеньоры,
Начинаем первый акт!

Пародия на Эмили Дикинсон

I'm nobody! Who are you?
Are you - nobody - too?
E. Dickinson

Я - никто! И ты - никто?
В целом - два никта!
Быть никтом, подумай сам,
Это ж красота!
Сложно быть хоть кем-то тут,
Если ж ты - никто,
То тебя не обзовут
Кем-то, ни за что!

 *  *  *

Одному чудаку из Нигерии,
Говорят, не поверили в мэрии,
Хоть он мамою клялся,
Что, в натуре, являлся
Он потомком Лаврентия Берии.

 *  *  *

У одной виноградной улитки
Потерялись для вышивки нитки.
Потерялись иголки,
Что лежали на полке.
И три центнера кафельной плитки.

Древнее ирландское сказание.

Как описать прекрасную Ниам?
Подобной красоты на свете не бывало.
Легка как пух, нога ее ступала
По землям Эрина, по бархатным холмам.

На голове ее сиял венец.
А мантия – из шелка дорогого.
И мнился отблеск солнца золотого
В сверкании ее златых колец.

Что капельки росы на листьях мака
Глаза ее, самих небес синей.
И в каждом локоне струящихся кудрей
Присутствие божественного знака.

Алее розы был румянец щек,
А губы девы много меда слаще.
Хмельней вина был поцелуй пьянящий,
Как из ручья в жару воды глоток.

Рукою левою она узду сжимала
Белей, чем горный снег, красавца-скакуна.
И грива конская, как бурная волна
С изящной шеи на землю стекала.

Кто вызовет к себе Ниам любовь,
Того на скакуне, поднявшись над землею,
Скользя по гребням волн, она возьмет с собою
В Край Вечной Юности, к обители богов.

Над той страною льется тихий свет,
И в мире нет величественней края.
Там вечная весна, там времени не знают.
Ни смерти там, ни увяданья нет.

Баллада.

Уж солнце норовит сойти
В пучины Линни-Лох,
И тьма застигла на пути
Двух всадников врасплох.

До замка путь еще далек,
Опасен ночью путь.
И на дрожащий огонек
Они спешат свернуть.

«Честь окажите, господа,
Присядьте у костра.
Я песню вам спою тогда.
И скоротаем без труда
Мы время до утра.
Я бедный бард, я нищ и слеп,
Но песен знаю тьму.
Лишь не жалей, и мне на хлеб
Монетку брось в суму!»

«Что ж, отдохнем! Ты пой, слепец!
И по заслугам я
За мастерство твое, певец,
Вознагражу тебя!»

«Спою я вам о графе Гленн
И о жене его.
Их замок ныне – прах и тлен,
Остались только камни стен
И больше ничего».

Тут старший всадник помрачнел,
А младший бледен стал.
Певец к огню поближе сел
И песню продолжал.

«Сосед их – грозный тан Мак-Мор.
И как заведено,
На земли графа алчный взор
Он устремлял давно.

Увы! Проиграна война,
Разрушен замок Гленн.
Сам граф, и челядь, и жена,
Красавицей слыла она,
Мак-Мором взяты в плен.

И в неприступный замок свой
Увез графиню он.
И тана преданным слугой
Граф Гленн был ослеплен.

Но злодеяния свои
Мак-Мору не забыть.
И рук, испачканных в крови,
Вовеки не отмыть.

А палачу, его слуге,
Что графа ослепил,
В бою за замок на щеке,
Мечом в недрогнувшей руке,
Рубец оставлен был».

И, будто уязвлен певцом,
Издал тут старший стон,
А младший глубже на лицо
Надвинул капюшон.
«Был гордый граф, а стал слепец
И по миру с сумой
Побрел, как нищий бард-певец,
Оплакав жребий свой.

И сына новая жена
Мак-Мору родила.
Но замок был ей как тюрьма.
Зачахла, бедная, она,
И вскоре умерла.

А сын все рос, из года в год,
Умен, силен, пригож.
На тана ж был наследник тот
Ни капли не похож.

Ведь часто уезжал Мак-Мор
В набег иль на войну,
Оставив в замке среди гор
Красавицу-жену.

Однажды в замок бард пришел,
Слепой забрел певец.
Он пел на диво хорошо,
И госпожой был приглашен
Тот нищий во дворец…»

«Довольно, бард! Что ж, я гляжу,
Забавен твой рассказ…
И я тебя вознагражу,
Как обещал, сейчас».

И только солнца первый луч
Вдали успел сверкнуть,
Как оба всадника средь круч
Продолжили свой путь.

Заря всходила, и в поля
Копыт унесся звук.
Росой умылася земля.
Певцу ж досталась лишь петля
Да крепкий толстый сук.

* * *

Страх давит. Долины и рощи молчат.
Ни звука живого.
И сжавшийся город в безвмолвьи объят
Тьмой с часа шестого.

Вот ветер вспугнул, словно огненных птиц,
Светильников пламя.
И тотчас же с грохотом рухнула ниц
Завеса во храме.

Свинцовые тучи по небу ползут.
Мгла, ветер да ворон.
И, будто огнем, буквы дерево жгут –
«…REX JUDEAEORUM…»