Болгарский монах Пантелеймон.

 Пантелеймон родился от болгарских родителей в 1793 г., в деревне Суджак, находящейся на болгаро-турецкой границе, недалеко от Адрианополя. Его отец, бывший очень бедным, послал сына в Адрианополь служить мальчиком на побегушках в мелочной лавке. Здесь ребенок вырос и без всякой посторонней помощи выучился грамоте настолько, что мог читать св. Евангелие. Характер у него был прекрасный, его так влекло к благочестию, как  будто душа его уже носила печать избранничества. Он не получил никакого религиозного   образования от греческих священников, редко и проповедовавших слово Божие.

В то время чума опустошала страну. Каждый день отправлялось на кладбище множество трупов. Это зрелище навело ужас на юного Пантелеймона, помнящего притчу о блудном сыне, и как раз находящегося в изгнании, на чужой земле «в стране далече». Устрашенный мыслью о смерти, он бежал из города и скитался по Фракии, ища всюду места, где бы люди не умирали. Всем встречным он задавал этот наивный вопрос, удивляясь, что все отвечали ему одно и то же: «Везде люди умирают, такого места, где бы можно было найти защиту от смерти, нет». Одна только старуха, искусная в бабьих россказнях, уверила его, что монахи, живущие на горе Афоне, как бы они стары ни были, никогда не умирают. Пантелеймон немедленно пустился в путь к св. горе и просил принять его в число братии. Старец, по имени Дамаскин, принял его в число своих учеников.

Наш юноша, как «истинный израильтянин, в котором нет лукавства» и с теми чистыми очами, коим дано видеть Бога, пошел быстрыми шагами по пути к совершенству, и руководимый одним Богом, скоро перегнал в добродетели своего старого и невежественного учителя.

Он был так погружен в молитву, что даже вне церковных богослужений все его внимание было отдано Богу, и что бы он ни делал, чем бы ни занимался  —  работал ли в келье или в  поле — святые мысли действовали в нем, по собственному его выражению «как маятник в  часах». Присутствие Божества было видимо ему как некий мистический свет на его груди, и когда два раза это сияние померкло, вследствие каких-то легких его прегрешений, они  обильными слезами и искренним сокрушением добился того, что свет вновь засиял.

Одного ему не доставало в его монашеской жизни: он жаждал частого причастия св. Евхаристии, а братия причащалась лишь раз в течение сорока дней. Пантелеймон читал в  Евангелии от Иоанна: «ядущий его не умрет» (VI, 50) и «ядущий хлеб сей будет жить во век» (VI, 51). Он вспомнил прежний страх, который заставил его бежать из Адрианополя, и стал дознаваться у старца Дамаскина, верны ли эти слова, и о каком хлебе тут говорится? До тех пор он жил в полном неведении о догматах веры, как большая часть восточных христиан, которые причащались, не зная ничего о существ этого божественного Таинства. Когда он узнал, что под видом хлеба и вина скрыт Сам божественный Спаситель, и что это Таинство дает человечеству бессмертие, Пантелеймон, вне себя от радости, начал подобно Архимеду, всюду кричать: «Эврика!» [1]. Он нашел средство против смерти и ему стал  доступным желанный источник бессмертия. С тех пор в его чистом сердце зажегся огонь божественной любви, и он начал часто прибегать к святому Таинству, чтобы не умереть. Но иеромонахи Лавры, заметив эту необычную ревность, стали порицать ее, как некий соблазн, и кончили тем, что изгнали настойчивого юношу из монастырской церкви.

Как известно, на Святой Горе множество монастырей, а по кельям и скитам бродят монахи, приведенные сюда жаждой благочестия, а порой и другими побуждениями. Наш Пантелеймон, чтобы получать вожделенное для своей души сокровище, решил использовать такое средство: он стал как бы укладкою причащаться то в одном, то в другом монастыре этой монашеской республики. Но с течением времени это обнаружилось, и возмущенные монахи в отместку прозвали его «коливоед» [2]; они сначала заковали его в цепи, а потом совсем изгнали с Афона.

Выброшенный вновь таким образом в мир, злосчастный Пантелеймон ходил повсюду и просил как милостыни той сладостной пищи для своей души. Чаще всего с помощью денег  или подарков ему удавалось победить непреклонность или небрежность сельского духовенства, и он получал небесный хлеб. В различных местах, но особенно в Родосте и Адрианополе, он был школьным учителем и несколько лет занимался преподаванием, выговаривая себе, в виде вознаграждения, ежедневное причастие. Его благочестие и ревность привлекали к нему чистые и простые души, и Пантелеймон стал собирать вокруг себя учеников, с коими он ежедневно славил Бога по уставам греческого обряда и коих привлек к Иисусу, присутствующему в Таинстве Евхаристии. Ежедневное причастие было их правилом, а во время путешествия они носили с собой Святые Дары в ларце, по примеру древних христиан, так что каждый их день начинался укреплением душевных сил  приобщением пищи ангелов.

В остальном, они жили в совершенной нищете, довольствуясь хлебом и водой, ели только один раз в день, одевались в рубище и не имели личной собственности и других денег, кроме  принадлежащих всей общине, да и тех хватало лишь на непосредственные нужды монастыря. Они тщательно изучали Священное Писание и творения Святых Отцов Церкви, из коих Пантелеймон избрал себе учителем св. Симеона Младшего, Константинопольского богослова, творения которого он читал ежедневно.

Вскоре по всей Фракии и Македонии разнесся слух о святости Пантелеймона, и верные притекали к нему отовсюду для слышания слова Божия и за утешением в горе житейском. Это народное паломничество не замедлило возбудить зависть греческого духовенства и епископов, боявшихся чтобы не опустели их церкви и не оскудели бы обычные приношения верных. Благочестивый монах был арестован агентами адрианопольского епископа, заключен сначала в тюрьму, затем его долго держали по разным монастырским застенкам Афонского полуострова. Было бы слишком долго здесь рассказывать о постоянных преследованиях, о тех церковных и гражданских карах, изгнаниях и заточениях, которые пришлось перетерпеть на своем веку нашему монаху, но важно будет привести несколько примеров его споров с  греческими епископами то в Константинополе, то в Адрианополе, то в Афинах.

Один из диаконов, человек ученый и влиятельный, по занимаемому им месту эконома и синодального викария Афинской церкви, упрекавший Пантелеймона в том, что он  причащался Святых Тайн вне обычных дней, получил от него такой ответ: «Но скажите, святой отец, зачем же тогда священник служит перед христианами? Если я не ошибаюсь, он  занимает место Христа, который, совершая последнюю Пасху, сказал: «Творите сие в мое воспоминание». Пусть же священник совершает то же, что Христос, который давал Святые Тайны не себе, но Апостолам и Своей Церкви, когда говорил: «Приимите, ядите...— пийте от Нея вси..» Поэтому, как Христос совершал для Апостолов Евхаристию, так и священник  совершает ее для верных и должен предлагать им причащаться, иначе он всуе занимает место Христа».

Диакон. Сколько же раз в году предполагаешь ты приступать к Святому причастию?

Паителеймон. Всякий раз, как я буду присутствовать при совершении Таинства.

Диакон. А ты часто бываешь у обедни?

Пантелеймон. Да не могу быть чаще одного раза в день.

Диакон (пораженный). Так, значит, ты причащаешься ежедневно?

Пантелеймон. Конечно.

Диакон (в негодовании). Это ужасно! Какое нечестие! Ты приравниваешь Евхаристию супу, которым наполняешь свою утробу каждый день!

Пантелеймон. Да будет от меня далеко такое кощунственное сравнение, святой отец. Но Евхаристия необходима для человека не менее, чем суп или всякая другая ежедневная пища. Это именно тот хлеб насущный, о котором мы просим Отца нашего небесного. К тому же Христос сказал: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого, и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Иоан. VІ, 53)». Разве вы не дите каждый день, чтобы поддержать свою жизнь?

Диакон. Довольно этого вздора! Невозможно для нас, не монахов и женатых людей, служить каждый день; также и верные, живущие в миру, не должны часто приступать к Причастию. Да и Спаситель никогда этого от нас не требовал.

Пантелеймон. Так для кого же, святой отец, дал Спаситель эту заповедь? Неужели вы думаете, что Он проповедовал отшельникам в пустыне или лесным жителям? Отнюдь нет: Он говорил это людям женатым и живущим в миру. Да в то время, если я не ошибаюсь, и не было монахов. К тому же наши отцы, первые христиане, рассуждали так же, как я, ибо они весьма часто приступали к Таинству Св. Евхаристии.

Диакон. Что годилось тогда, то уже не годится теперь. В наше время надо жить иначе.

Пантелеймон. Почему «в наше время»? почему «иначе»? Христос и вчера, и сегодня, и вовеки Тот же, как говорит апостол Павел.

Диакон. Мудрый должен согласовать свою жизнь со своим веком и наша Святая Мать Церковь не усомнилась поступиться, ради нынешних сынов своих, древними обычаями.

Пантелеймон. Не за то ли, святой отец, ты разгневался сегодня утром на священника во время обедни? Какой грех он совершил?

Диакон. То был немалый грех. Он пропустил в ектении возглас о выходе оглашенных.

Пантел. Эта самая ектения мне кажется ненужной и лишней, так как в наше время нет более  оглашенных.

Диакан. Все равно! Церковь всегда с большим тщанием хранит древние обычаи.

Пантелеймон. Правильно, святой отец, но я удивляюсь, что ты так ревностно охраняешь древние обычаи, касающиеся уже не существующих оглашенных, и ничего не делаешь, чтобы охранить обычаи, касающиеся Евхаристии, которая будет существовать всегда! Впрочем оставим это, довольно споров: я заметил, что по существу мы согласны: ибо сегодня же я слышал в церкви, как ты хвалил обычай частого причащения.

Диакон. Безумец! Что ты хочешь сказать? Когда ты слышал, чтобы я говорил на народ что-либо подобное?

Пантелеймон. Да сегодня же утром за обедней. Когда священник возгласил: «Пийте от нея вси», ты громко ответил: Аминь, что значит «Да будетъ так» или «Истинно верно». Также точно, когда священник, показывая Чашу Господню, возгласил к присутствующим: «Со страхом Божиим, верою и любовию приступите», разве ты не ответил с прочими: «Аминь, благословен грядый во имя Господне»"? Разве ты таким образом не одобрил и не прославил  этого призыва? А ведь это происходит за каждой обедней, потому что всякий раз, как священник служит, он неизменно призывает верных причаститься.

Диакон. Молитвы церковные — не каноны или законы, и ты не сможешь указать мне ни одного канона, который оправдывал бы твое мнение.

Пантелеймон. Напротив, я укажу тебе на апостольские каноны; таковы восьмой и девятый каноны из «Книги Правил», где сказано: «Тот из служителей Церкви, который не приступает к Причастию, когда он присутствует на обедне, ....если он откажется сказать, отчего он не  причащается, да будет извержен и отлучен от Церкви....» И в другом месте: «Все верные, присутствующие на утренней службе и недожидающиеся конца, чтобы причаститься Св. Тайн, но выходящие в любое время, да будут осуждены Церковью».

Подобными доводами и многими другими, заимствованными у Святых Отцов, Пантелеймон защищал свое убеждение перед епископами и даже перед Константинопольским Патриархом и его Синодом.

Когда, однажды, во время спора, один епископ воскликнул: «Это правда, но это очень неудобно, все впали бы в смущение и отчаяние, если бы мы проповедовали такое строгое учение». Пантелеймон отвечал: «Если ты, святой отец, не дерзаешь требовать такого благочестия от верных, то, по крайней мере не препятствуй добровольному расположению тех, кто всем сердцем вступает на этот путь совершенствования. Они живут в любви Божией и из любви к Нему часто приступают к Причастию, дабы пребывать в общении с  Богом день и ночь».

Епископу, уверявшему, что афонские монахи соблазнялись частым причащением, он дал такой ответ: «Соблазняющиеся частым причащением признались бы лучше в своей лени, чем порицать ревность тех, кто ищет Бога днем и ночью. Мне кажется не хорошо, если горящие духом будут терпеть порицания из-за теплохладных. С тех пор, как мы избрали сей образ  жизни, мы привыкли обретать надежду спасения и духовную силу в частом приобщении Святых Тайн, и для нас теперь невозможно поступать иначе. Прошу и умоляю тебя, святой отец, не отлучать нас от Сладчайшего Иисуса, ибо только в частом причащении почерпаем мы необходимую нам силу для строгой жизни и для победы над суетой мира сего. Эта  любовь Христова согревает наши сердца».

Когда же один епископ приказал ему прекратить обычай частого причащения в его монастыре, то он со слезами умолял его, говоря: «Не заставляй, святой отец, тушить искру любви Божией в сердцах стольких несчастных, которые всецело отдали себя Богу и у которых нет другого попечения, как угодить Ему и никогда не отлучаться от Него».

Таковы были воззрения Пантелеймона относительно Святой Евхаристии; и в этом духе он  воспитывал своих учеников. У него было несколько мужских и женских монастырей на остров Псара, затем на островах Патмос , Самос и Тасос , не считая Синайского монастыря, которым он руководил в течение одного года.

Наконец, после долгих странствований и разных приключений, беспрестанно всюду преследуемый со стороны греческого патриарха, Пантелеймон обрел некоторый мир в своей родной стране, в Суджаке, где основал женский монастырь, и, несколько спустя, в Мостратли, где около 1864 года основал другой монастырь — мужской.

Около этого времени в Болгарии стало обозначаться движение в пользу соединения Церквей. Игумен Пантелеймон, к которому стекался народ на остров Тасос, слышал постоянные разговоры про это движение; сначала он отнесся враждебно к этому новому веянию, не зная, как и большая часть его соотечественников, что это за католические христиане, и считая их, вследствие клеветы, распространяемой греками, за последних еретиков.

Но позднее, когда он вернулся в Адрианополь и ему случилось побеседовать с главой Болгарской Церкви, признающей власть Папы, Рафаилом Поповым, он признал истину католической веры и всем сердцем присоединился к ней вместе со своими монахами и монахинями, в числе около 400 человек.

В этом акте он и его ученики нашли себе утверждение и покой, ибо известно, что католики избавлены от невыносимого греческого ига; но в особенности всей душой он принял католическую веру потому, что уверился в ее согласии с апостольским и святоотческим  преданием.

«Я пропадал, и нашелся, говорил он: я нашел наконец истинную Невесту Христову, чистую от всякой скверны симонии (торговли святыней) и раздающую как мать своим детям  евхаристический хлеб».

Присоединение Пантелеймона к Католической Церкви произошло в декабре 1863 г. Ему было тогда семьдесят лет. Он прожил еще 4 года, преследуемый все время греками. Он все терпеливо переносил, громко и мужественно проповедуя единение с Католической Церковью. Четырнадцатого октября 1865 г. Пий IX прислал ему приветственные и ободряющие грамоты.

Основанный им в Мострали монастырь существует и поныне, монахи его — католики восточного славянского обряда. Во время его постройки, братия, уходившая далеко в горы за рубкой леса, брала с собой запасные Дары, чтобы, в отсутствие священника, иметь возможность и посреди лесов поклоняться Иисусу и ежедневно подкреплять себя небесным  хлебом.

Пантелеймон скончался католиком в Адрианополе 25 февраля 1868 г., и тело его было погребено там же, при большом стечении народа; позднее прах его был перенесен в  Суджакский монастырь, где покоится и поныне .

Да будет его жизнь нам примером. Причащение есть символ единства. Соединяющиеся во вкушении Тела Христова не могут не соединиться окончательно в мистическом Его Теле , т.-е. в Церкви, как сказано в священном Писании: «Яко един хлеб, едино тело есмы мнози: вси бо от единаго хлеба причащаемся» (I Коринф. X, 17).

М. А. Востоков.

Журнал «Слово Истины» №№ 17-18, 1913 г.

 [1] «Нашел!»

[2] Или «кутьед», от слова кутья—особое блюдо из пшеницы или рису с изюмом, приносимое в церковь в восточном обряде при поминках и подаваемое за упокойным столом.