9.

"Мы умерли, но живы души наши;

За них вы помолитесь, братья Богу!"

Ф. Вийон

    Мы стали взбираться на холм по узенькой и весьма извилистой тропинке. Я настолько был поглощен подъемом, что даже не заметил некое существо, сидевшее у самой тропинки, примерно на полпути к вершине. Это была, несомненно, человеческая души, причем довольно светлая; на фоне тех, кого я видел раньше, эта казалась просто белоснежной. Ума не приложу, как я не заметил ее раньше. Я сосредоточенно лез вверх, когда она внезапно схватила меня за руку. От неожиданности я вскрикнул и чуть не ткнулся носом в землю. Душа крепко вцепилась в мою руку и тянула меня к себе, бормоча что-то на неизвестном мне языке. Я изо всех сил упирался и только цедил сквозь зубы - "Нихт ферштейн!" и "Отцепись, зараза!" Уриэль, некоторое время с видимым удовольствием наблюдавший за нашей борьбой, наконец, подошел, и что-то сказал приставшей ко мне душе. Та отпустила мою руку.

    "Что он от меня хотел, этот сумасшедший?" - спросил я (поскольку, вне всякого сомнения, это была душа мужчины), - "Кто он такой?"

    "А, это один римлянин! Из Лимба. Тут один из вновь прибывших возьми да и ляпни ему, что Рим пал, и что вся империя, мол, давно развалилась. Вот он и спрашивает у вас, правда ли это. Никак поверить не может. "

    "Э-э! Проснулся! Да Рим твой с империей вместе давно тю-тю!"

    Как ни странно, но римлянин понял мои эти слова, вероятно, по красноречивому жесту, который я ему показал. Он обхватил голову руками и застыл как изваяние.

    "Зря вы так! Для него это большой удар. Конечно, вам на это наплевать, но когда развалится ваша империя, тогда вы его, быть может, поймете."

    "Подумаешь, удар! Какие все нежные стали, прямо слова не скажи! А то, что он меня за руку схватил и чуть до смерти не перепугал, это как? Потом, я его вовсе не хотел обижать. Откуда мне было знать, что он так расстроиться из-за какого-то древнего Рима. Кстати, а что вы имели в виду под моей империей? "

    "То, что сказал! Или вы думаете, что ваш Союз будет существовать вечно?"

    "А что с ним может случиться? Бросьте вы говорить загадками; если что-то знаете, то так прямо и скажите!"

    "К сожалению, нам нельзя рассказывать смертным о будущем."

    "Зачем тогда надо было начинать разговор об этом?"

    В это время несчастный римлянин что-то забормотал, время от времени горько всхлипывая.

    "Что он говорит?" - спросил я Уриэля, мы продолжали подниматься на холм.

    "Он говорит о том, как ужасно сознавать, что все, чем ты жил, что помнишь с самого детства, теперь разрушено. Как ужасно, что в городе, где ты прожил всю жизнь, теперь почти не услышишь родного языка..."

    "Ну, так это же Рим! Рим - это совсем другое дело! Там варвары были со всех сторон, а Союз-то с чего вдруг развалится?"

    Не то чтобы я был убежденным коммунистом, вовсе нет. Скорее даже наоборот. Но представить себе внезапный крах такой махины как Советский Союз я не мог.

    "Ну, положим, варваров у вас и внутри полно..." - сказал Уриэль, и вдруг совсем другим голосом добавил, - "Ну вот мы и поднялись! Смотрите!"

    И я увидел Лимб. Темно-коричневая равнина под нами была вся, будто горохом, усеяна белыми фигурками. То были узники Лимба, одни из них бесцельно бродили взад и вперед, другие неподвижно сидели прямо на земле. Вдали справа виднелась извилистая красная полоса - Ахерон. Уриэль, словно фокусник, достал откуда-то длинную подзорную трубу и протянул ее мне.

    "Здесь, собственно, собран весь цвет человечества, вся его слава. Посмотрите налево, вон Орфей, Цицерон, Эвклид. Чуть дальше - Аристотель, Аверроэс, Саладдин. А вот там, да-да чуть ниже, это Сократ, а рядом с ним Анаксагор. Или Анаксимандр. Нет, пожалуй, все же Анаксагор. Все время я их путаю. А вот эти создания, что вьются в воздухе, это люди Золотого века; здесь они стали духами."

    "А вот это кто?" - спросил я, увидав вдруг фигурку, по-моему, мало похожую на жителя Лимба.

    "Где?"

    "Да вот же! На берегу реки!"

    "А это! Так это, наверное, Петров-Водкин!"

    "А может, Сидоров-Селедкин?" - не очень удачно сострил я.

    "Не Сидоров-Селедкин, а именно Петров-Водкин." - бесстрастно произнес Уриэль.

    "Он-то как в ветхозаветные праведники попал? Или он древний римлянин?" - удивился я.

    "Он и не попадал. Просто он заканчивает картину к нашему ежегодному карнавалу в Дите (кстати, мы с вами обязательно на нем побываем). Здесь просто натура подходящая". - Уриэль показал рукой в сторону Ахерона, переливавшегося всеми оттенками алого, - "Картина будет называться "Купание синего коня".

    "Почему синего-то? Раньше он красных коней рисовал."

    "Красного коня в красной реке видно не будет" - резонно пояснил Уриэль.

    Мне ужасно захотелось поговорить с кем-нибудь из великих людей древности. Не всякий раз выпадает такая возможность. Я попросил своего провожатого познакомить меня с Сократом, что ли, ну или, хотя бы, с Авиценной каким-нибудь. Уриэль возразил, что я все равно ничего не пойму, поскольку не знаю древних языков.

    "Ну так вы переведете!"

    "Во-первых, не думаю, что беседа с вами может заинтересовать Сократа или кого-либо еще, а во-вторых, у нас не так много времени на разговоры. Вас ждет еще большая программа. К тому же нам надо успеть на карнавал."

    "Какая еще программа? Что может быть важнее и полезнее, чем беседа с величайшими умами человечества? Ведь это же такие люди! А кстати, вот вопрос - почему их посадили в ад? Почему они вынуждены томиться в подобных условиях? Это же бесчеловечно! Неужели для великих людей не нашлось места получше? Это же не воры какие-нибудь, не убийцы, в чем же их вина?"

    "А они и не терпят мук, подобно убийцам и ворам. Их не варят в котлах, не бросают в болото, не мучают ни голодом, ни жаждой, камней катать не заставляют. А находятся они здесь, так как они не христиане."

    "Да что ж это у вас за порядки такие!" - возмутился я, - "Это ж чистой воды произвол! Как же они могут быть христианами, ведь тогда и Христос еще не явился? "

    "Как положено, так и делаем!" - огрызнулся Уриэль.

    "Э нет, позвольте! Что за формализм? В конце концов, что для вас важнее - человеческая душа, его жизнь и поступки, или формальное исполнение обряда? Это что же получается, самый распоследний мерзавец, которого родители крестили в младенческом возрасте, даже не спросив его желания, имеет преимущества перед самым замечательным, но не крещеным человеком? Где справедливость?"

    "Послушайте, давайте не будем сейчас вести философские споры! Вам, смертным, все равно не понять те мотивы, которыми руководствуется Бог!"

    "Ну да, ну да!" - сказал я, собрав весь доступный мне сарказм, - "О-о-чень интересно! Сейчас черт будет мне рассказывать о Боге!"

    "Это кто черт?!!" - в глазах Уриеля, я, ей-богу, не вру, замелькали молнии, - "Это кто черт?! Да вы знаете кто я такой?! Да я сам, раз уж на то пошло, бог!"

    "Так уж и бог?" - недоверчиво спросил я, стараясь, тем не менее, принять самый смиренный вид, чтобы не злить своего спутника. Было ясно, что мне надо срочно менять свое поведение, иначе не миновать крупных неприятностей.

    "Да, я повелитель планет Тир и Утарид!" - торжественно провозгласил Уриэль, и вдруг постепенно стал перевоплощаться в довольно симпатичного, но абсолютно голого молодого парня. Если не считать сандалий, конечно. Правда, сандалии были необычные, по бокам у них были приделаны крылья. В этом наряде он, положительно, кого-то мне напоминал.

    "Никто иной, как я" - продолжал мой спутник, гордо выпятив грудь, - "сразил гиганта Ипполита; это я подарил людям златорунного Овна; я украл у Зевса скипетр, а у Аполлона коров..."

    В голове мелькнули мысли, что его наряд больше подошел бы для бани, чем для произнесения торжественных тирад, и что не пристало хвастаться своим воровским прошлым, но эти мысли были тут же беспощадно подавлены.

    "Так вы... ?" - я не осмеливался высказать свою догадку.

    "Да, это я!" - презрительно глядя на меня, бросил Уриэль (я, пожалуй, буду по-прежнему называть его этим именем), - "В былые времена везде стояли столпы в мою честь! Люди называли меня не иначе как Трижды Величайший! Я сопровождал сюда Геракла и Орфея!"

    "Да я же не знал, ваша честь!" - начал оправдываться я, - "Я и предположить не мог, что такая особа... Ваше сиятельство, если я вас ненароком обидел, так вы простите! Я без злого умысла, ваше превосходительство, то есть преосвященство...величество... Подумать только, какая для меня честь! Да вы и гид очень хороший, так много знаете! Рассказываете так интересно, про войну этих... жужей с мажужами..."

    "С кем?"

    "С мажужами..." - неуверенно повторил я.

    "Яджуджей с маджуджами?"

    "Ага, точно! С ними!"

    "Э-эх! Вы еще и подхалим! Знал бы я, что мне такой склочный тип попадется, ни за что бы не стал с вами возиться. Одно дело героев каких-нибудь сопровождать или гениев, писателей или еще кого..."

    "А я тоже пишу немножко!" - застенчиво улыбаясь, сказал я, чтобы сменить тему.

    "Пфуй!" - фыркнул Уриэль, - "Он пишет! Да что вы пишете? Какие-то слюнявые стишки? Разве это называется писать? Вот я в свое время писал, вот это да! Всю мировую мудрость вложил в свои книги!"

    Тут он взглянул на свирель, которую он по-прежнему держал в правой руке и добавил - "Вот, кстати, свирель тоже я изобрел! "

    Наступила длительная пауза. Уриэль о чем-то задумался, печально глядя вдаль. Потом, вдруг, стряхнул с себя оцепенение и сказал - "Ладно, пора продолжать путь!"

    "Я, ей-богу, не знал, что вы бог!" - снова попытался оправдаться я.

    "Хорошо, замяли! Я и взялся-то вас сопровождать просто от суки. Давно у нас никого из живых не было. Чтоб, как говориться, не терять форму… Кстати, про то, что я бог не стоит никому трепать. И вообще, лучше, если этот разговор останется между нами." - И он выразительно посмотрел наверх.

    "Нем, как рыба!" - заверил я его.

    "Ну, вот и славно! Надеюсь, теперь мы можем продолжать наш путь?"

    "А далеко нам еще?" - с затаенной надеждой спросил я.

    "Во-он, видите, вдалеке? Это город Дит, туда мы и направляемся!" - Уриэль указал куда-то вдаль. Признаться, сколько я не всматривался, никакого города не увидел.

    "Так далеко? А нельзя ли туда на чем-нибудь подъехать? Вам, бессмертным, все нипочем, а у меня уже ноги отваливаются! Вы ж такой могущественный, неужели не можете чего-нибудь придумать? А то, как в каменном веке, ей-богу, все пешком да пешком! Вон у вас и крылышки на ногах есть, может, полетим?"

    Уриэль задумался на минуту, почесал в ухе и сказал - "Ну так и быть! Чем быстрее я от вас отделаюсь, тем лучше! Вы мне уже порядком надоели! Полетим! Но чтоб впредь слушаться меня беспрекословно, и если где будем останавливаться, от меня ни на шаг! Мы должны быть неразлучны как...как..."

    "Молотов и Риббентроп?" - высказал я догадку, поскольку Уриэль замялся, подыскивая слова. От удивления мой спутник чуть не поперхнулся - "Нет, как Орест и Пилад! "

    Он протянул мне руку.

    "А нельзя ли," - робко попросил я, - "одеться как-нибудь по-другому? Возможно, у вас тут так принято, но для меня это слишком экстравагантно..."

    Уриэль осмотрел себя, пожал плечами, удивляясь моей привередливости.

    "Не пойму, что вам не нравится? Идеальная фигура, классические пропорции. Впрочем, если это вас смущает..." - и он вернулся к своему прежнему облику. Затем взял меня за руку, и мы поднялись вверх.

    "Взгляните вниз," - как ни в чем не бывало продолжал Уриэль, - "Перед вами все известнейшие люди Древней Греции, Рима и Востока. Конечно, здесь не только знаменитости. Вон там, видите группу, это разные мелкие философы. История даже не сохранила их имен. Этот вот философ-идеалист, этот - материалист, вон тот - буддист, а тот - лабудист. Ну а дальше вы видите абдеритских олухов..."

    "Кого?" - мне показалось, что я ослышался.

    "Абдеритских олухов!" - повторил Уриэль, - "Вы что и этого не знаете? Никогда не слышали об абдеритах?"

    И не дожидаясь моего ответа, он продолжал: - "Абдериты - это жители древнего города Абдеры, известные своей любовью к лягушкам, науке и театру. Лягушки считались у них священными животными. Абдериты так усердствовали в устройстве лягушачьих прудов, что город, в конце концов, превратился в болото, и жители покинули его. Да, вы хоть Виланда почитайте..."

    "А-а! Так это из-за лягушек их олухами называют!"

    "Не из-за лягушек, а из-за любви к науке. В Абдере почти каждый житель занимается какой-нибудь наукой. А "олух" - это древнее абдеритское слово, которое в переводе означает "ученый муж". Так абдериты называют всех ученых. Например, человек, изучающий животных, называется "зоолух"; тот, кто изучает горные породы - "геолух"; а есть еще "психолух", "стоматолух", "отоларинголух" и много других "олухов". Самые уважаемые среди них те, кто изучает священные книги. Они называются "теолухи" или "олухи Царя Небесного".

    Честно говоря, весь рассказ об "олухах" показался меня сплошной ерундой. Но я не стал спорить, опасаясь, что Уриэль всерьез разозлится на меня. А поскольку мы находились на довольно большой высоте, злить его было бы крайне неосторожно. Чувствовал я себя далеко не блестяще, поскольку с детства боюсь высоты. Об этом я как-то не подумал, когда предлагал Уриэлю лететь. Поэтому я зажмурил глаза и хотел только одного, чтобы мы быстрее прилетели.

    "Что вы так вцепились? Ослабьте хватку, не то вы оторвете мне руку!" - прокричал Уриэль. Я попытался сделать то, что он просил, но, по-моему, это у меня плохо получилось. А мы все летели и летели. По пути Уриэль рассказывал о тех кругах ада, над которыми мы пролетали. Во втором, если не ошибаюсь, отбывали наказание сластолюбцы. Слава Богу, подумалось мне, это не про меня. Уж я-то больше в жизни никого не полюблю. Так и проживу всю жизнь одиноко, гордый и несчастный. У меня даже на глаза навернулись слезы.

    "Не зарекайтесь!" - вдруг сказал Уриэль, - "Беды быстро забываются, а жизнь не столь уж коротка. Я полагаю, что к концу жизни у вас еще будет возможность претендовать на место во втором круге."

    При этом он как-то особенно гнусно ухмыльнулся.

    "Вы меня еще не знаете!" - возразил я ему.

    "Мы всяких знаем, всяких видали..." - и он продолжал свой рассказ. К сожалению, я сейчас вряд ли в точности воспроизведу все то, что он мне говорил. Разные люди, их имен, грехи и наказания смешались у меня в голове. К тому же, от этого полета меня начало поташнивать, и я слушал лишь краем уха. Мне даже показалось, что кругов в аду гораздо больше, чем принято считать. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. Помню, что в одном из кругов казнились чревоугодники. Я еще перепутал их с чревовещателями и подумал, почему это считается грехом? Оказалось, что это просто обжоры. Нет бы назвать обжор обжорами, а то - чревоугодники! Лишь бы повыпендриваться!

    К счастью, все на свете кончается. Уриэль начал снижаться, и, наконец, мы встали на твердую почву.

* * *

10.

"Гляжу на гниль кишащих вод

И отвожу свой взгляд;

Гляжу на палубу потом,

Там мертвецы лежат."

С.Т. Кольридж

    Перед нами расстилалась все та же бесплодная равнина, по которой петляла пыльная дорога. Вдали, на расстоянии примерно километра, была видна огромная стена с многочисленными готическими башнями и башенками. Стена занимала весь горизонт, ни справа, ни слева конца ей не было видно. Перед стеной была какая-то, довольно широкая и неровная, ядовито-зеленая полоса.

    "Стигийское болото!" - пояснил Уриэль, - "А за ним - Дит!"

    "А почему мы не сели прямо в городе? Теперь придется тащиться пешком?"

    "Здесь полагается путешествовать только пешком! Мы и так нарушили правила, не хватало еще, чтобы кто-нибудь это увидел! Так что в город мы войдем, как положено..."

    И мы направились к городу. Спустя некоторое время мы увидели человека восточного вида, одетого в какие-то лохмотья. Он сидел у обочины, и что-то пел, или скорее ныл, себе под нос очень печальным и заунывным голосом.

    "Кто это?" - спросил я шепотом Уриэля.

    "Раджа Бикрамаджат!" - также шепотом ответил тот.

    "А за что он здесь?"

    "По недоразумению. Он такой же живой, как и вы. Но кто-то рассказал ему, что под землей есть город Мадинат ас-Сафл, где живет писаная красавица Наз-Бадан, дочь подземного царя Пифагора. И что ей суждено выйти за него замуж. Разыграли, видимо, беднягу раджу, а он поверил. Все пещеры облазил. Вот, теперь и до нас добрался. Ходит, город свой ищет. Надоел - нет сил. Мы уж гнали его. Не уходит. Подавай ему город и все тут."

    "А вы скажите, что это и есть тот самый город." - сказал я, показав на Дит, - "Он и успокоится."

    "Да, говорили уже. Но он красавицу требует. А где мы ему эту писанную красавицу найдем? Это у нас-то..."

    Поскольку я не знал, что на это ответить, то только пожал плечами. Справа и слева от нас из земли с бульканьем вырывались фонтанчики грязи. Было нестерпимо жарко. Вскоре мы подошли к берегу. Впереди лениво колыхалось Стигийское болото. За ним находился долгожданный город. Но, сколько я не смотрел по сторонам, ни моста, ни даже лодки, я не увидел. Недалеко от нас, на самом берегу, сидел человек и что-то остервенело бормотал себе под нос.

    "Как же мы переправимся на ту сторону?" - спросил я, - "Может быть, спросим у этого человека?"

    "Не беспокойтесь, нас заберут. А этот тип нам не поможет. Судя по всему, это кто-то из насильников над искусством. Правда, он должен быть в другом круге, но теперь в аду такой бардак..."

    "Насильник над искусством?" - удивился я.

    "Да," - Уриэль немного помолчал, будто прислушиваясь к бормотанию этого человека, - "это, вероятно, сценарист. При жизни он писал сценарии для телесериалов."

    "Разве это грех?"

    "Один из самых мерзких! Слышите, как он бормочет. В наказание он должен вспомнить хотя бы один свой сериал. Сначала до конца, со всеми подробностями. Право, иногда просто сил нет смотреть, как он мучается! На сто пятидесятой серии обязательно собьется. Никак не может вспомнить, кто такой Хуан Карлос. Начинает вспоминать, забывает начало. Приходится вспоминать все снова. И так без конца. Вот сейчас увидите, опять собьется!"

    И в самом деле, немного побормотав, человек вдруг схватился за голову и стал в отчаянии что-то выкрикивать. Что он кричал, понять было трудно, однако, я все же разобрал слова - "Хуан Карлос". Затем он разрыдался и бросился прочь.

    "Не приведи Бог так мучаться!" - сказал Уриэль и вдруг попросил - "Никогда не пишите телесериалов!"

    Затем, каким-то неведомым образом, в руках Уриэля появился фонарь. Он повернулся лицом к городу и, подняв фонарь вверх, стал сигналить. Вскоре на ближайшей к нам башне тоже замелькал огонек, и от стены отчалил паром. Паромом управлял высокий человек в черном балахоне с капюшоном, скрывавшим его лицо. Впрочем, может быть, это был и не человек. Еще двое подобных существ неподвижно сидели на палубе. Их лица тоже были скрыты. Весь путь они проделали молча, ни разу не шелохнувшись и не подавая никаких признаков жизни. Лишь однажды, когда внезапный порыв ветра заставил трепетать капюшон одного из сидящих, мне показалось, что я увидел его лицо. Оно было смертельно бледно, и в нем было что-то неправильное. Я не сразу понял что. Лишь взглянув на Уриэля, я догадался. Нос! У сидящего на палубе существа не было носа! Вместо него была дыра! Холодок пробежал по моей спине. Стало жутко. Между тем паром, как назло, продвигался очень медленно. Окружавшие нас воды были похожи на густое масло, они обволакивали наше судно и лениво колыхались. Время от времени вода в каком-нибудь месте начинала клокотать и пенится, а вслед за этим болото издавало заунывный душераздирающий вой.

    Но вот паром ударился о пристань, и мы снова ступили на берег. Я надеялся увидеть большие городские ворота, однако ничего подобного там не было. В стене была лишь низенькая дверь, куда мы с Уриэлем и проследовали.

    Город поразил меня своим мрачным видом. Казалось, что он окутан какой-то мглой, хотя я и видел все прекрасно, вплоть до мельчайших подробностей. Улицы были узкие, дома зловеще нависали над нами. Нигде ни малейших признаков жизни. Ни души. Только полная тишина, изредка нарушаемая воем болота. Наконец мы выбрались на какую-то площадь. Она также была безлюдна. По середине площади был колодец. Мне показалось, что из него время от времени слышался очень тихий стон.

    "Это колодец одиноких душ!" - сказал Уриэль, проследив за направлением моего взгляда, - "Бездонный колодец, куда попадают души людей, обреченных на вечное одиночество. Колодец столь бездонен, что души так никогда не встречаются..."

    "За какой же грех их сюда упекают?"

    "Дело не в этом... Есть люди, которые обречены на одиночество Судьбой. Это их рок..."

    Я заглянул в колодец, и мне почудилось, что оттуда на меня глядит какое-то лицо и будто это лицо похоже на меня. Сердце мое похолодело. Я открыл было рот, что бы узнать, за что же эти люди обречены на такую муку, ведь не может же быть, чтоб их обрекли на это просто так, ни за что. Но тут над самым моим ухом что-то ужасно грохнуло, будто выстрелила пушка, и небо вдруг окрасилось в яркий зеленый цвет. Затем выстрелы последовали один за другим. В небе вспыхивали разноцветные фонтаны. В миг площадь заполнилась, невесть откуда взявшимися существами. Они были одеты в яркие причудливые костюмы. Они пели, смеялись и плясали. В воздух летели шарики и серпантин. Гвалт стоял невообразимый. Уриэль улыбался во весь рот.

    "Карнавал!" - крикнул он мне на ухо, и рукой указал на что-то. Я повернул голову и увидел, что над домами возвышается огромное огненное колесо с горящей надписью: "Ewig hin, ewig herum!"

    "Сейчас начнется карнавальное шествие!" - крикнул Уриэль. И в самом деле, не прошло и двух минут, как раздались трубные звуки, на миг перекрывшие весь праздничный шум, и толпа в мгновение разделилась, освободив широкий проход. Тот час же, на противоположном конце площади появились существа в масках и ярко-голубых костюмах с огромными медными трубами в руках.

    "Трубодуи!" - пояснил Уриэль.

    "Трубодуры?"

    "Да нет, при чем здесь дуры? Трубодуи - это те, кто дует в трубы!"

    Трубодуи решили подтвердить эти последние слова Уриэля и издали такой адский вой, что я поспешил заткнуть уши. После этого они, видимо, выдохлись, а иначе мне пришлось бы весь карнавал простоять с заткнутыми ушами. И я не услышал бы пояснений, которые давал Уриэль. Теперь же, пользуясь этими пояснениями, я могу описать вам всю церемонию.

    За трубодуями последовал целый батальон каких-то забавных существ, вышагивавших, словно гуси и размахивавших разноцветными палками. По словам Уриэля это были тамбурмажоры. Недостатка в них здесь никогда не испытывают, поскольку в тамбурмажоры набирают исключительно бездарных поэтов. Затем, бесконечной вереницей делегации от различных кругов Ада. Делегатов сопровождали радостные приплясывающие черти. Вид у делегатов был унылый, жалкий, а на некоторых вообще было страшно глядеть. Вокруг все весело кричали и хлопали в ладоши. Почему им было так весело, я так и не понял. По мне так подобное зрелище могло лишь ужасать. Уриэль перечислял мне имена всех проходящих мимо, но их было так много, что я их не запомнил. К тому же большинство этих имен было мне не известно.

    "Посмотрите!" - сказал Уриэль, показывая на чертей. - "Это лучшие наши работники! Поэтому им доверили участвовать в шествии. Кстати, работка у них ого-го! С людьми работа! Им даже доплачивают за вредность. Ну, и за жадность, подлость и злобность тоже, само собой..."

    "А вот это ученые!" - продолжал он через минуту. - "Одни из них занимались продлением жизни, другие пересадкой голов, третьи атомной бомбой, а вон тот выращивал картофель, в котором витамина С было бы больше, чем в лимоне!"

    "Разве это плохо... про картофель?"

    "Надо с доверием относиться к Творцу! Все сделано так, как должно быть. А вы, люди, все стремитесь переделать мир. Вам все время кажется, что вы умнее всех. А на самом деле вы ни черта толком не знаете. Ну, на шута, скажите мне, делать из картофеля лимон? Наверное, не просто так картофель создан таким, какой он есть. Я вам скажу вот что, пока вы не узнаете точно, для чего создан этот мир, и какая ваша в нем роль (а я могу вас заверить, что вы не узнаете этого никогда), пока вы этого не узнаете, не лезьте что-либо менять в мировом порядке. Мировой порядок нельзя изменять произвольным образом..."

    "Вероятно, здесь он прав" - подумал я. - "Этак все продукты можно перепутать! Никогда не будешь знать, что ты съел. Нажрешься еще какой-нибудь дряни!"

    Тут я вспомнил про свой пустой желудок и подумал, что мое путешествие слишком затянулось. Я обернулся, чтобы спросить Уриэля, долго ли еще продлиться это мероприятие, но ему уже было не до меня. Уриэль был поглощен занятием для него куда более приятным, он строил глазки своей соседке. Это была какая-то толстая корова, с такой отвратительной физиономией, что живи она на земле, от нее шарахались бы даже фонарные столбы.

    "Ну, как красотка?" - подмигнул мне Уриэль, после того, как я несколько раз дернул его за рукав.

    "Х-м-м..." - пожал плечами я, - "Вы бы, вместо того, чтобы шашни заводить, сказали бы мне, когда этот балаган кончится... Честно говоря, мне уже все это осточертело. Устал я что-то..."

    "Осталось недолго. Сейчас пройдут гадалки всякие, предсказатели, затем рекламщики, а потом будут танцы."

    Он оказался, как всегда, прав. Мимо нас провели несколько женщин и мужчин в балахонах и высоких бумажных колпаках, разрисованных чертями и огнями. Видимо, это и были предсказатели. "Здесь их, наверное, показывают, как музейные экспонаты." - подумал я, -"В этом кругу с пополнением, должно быть, туго. Да и правильно, кто ж в конце двадцатого века верит в предсказателей, астрологов и прочих шарлатанов... В век космических полетов и научных открытий об этом даже думать смешно. Что ни говори, а Разум берет свое... В следующем веке, поди, многих грехов не будет вовсе. Прекратятся войны. Вот тогда черти здесь заскучают..."

    При этой мысли я даже улыбнулся. Тем временем торжественное шествие закончилось. Последними провезли какого-то мужчину в котле с кипящей белой жидкостью, на котором было написаны непонятные слова "Blend-o-med", и человека, у которого из всех его естественных отверстий торчали огромные ватные тампоны. "Видимо, это и есть рекламщики!" - подумал я, но узнать, кто они такие, мне не удалось. Объявили танцы, и не успел я раскрыть рот, как Уриэль подхватил свою коровообразную соседку и умчался в вальсе.

    Этого я никак не ожидал. Вообще, весь этот праздник оставил у меня в душе самые прескверные воспоминания. Какие-то неимоверные уроды бешено вертелись вокруг меня, толкались и наступали мне на ноги. От этого мелькания масок и харь у меня начала кружиться голова. К тому же, вся здешняя публика была мне настолько несимпатична, что трудно это передать. Они смеялись и улыбались, а я, глядя на эти разинутые рты и оскаленные пасти, почти физически ощущал, как их клыки вонзаются в мою шею. Придя в Дит, я уже думал, что конец моих мытарств близок, а ничем подобным и не пахло. Да и гид мой бросил меня на произвол судьбы. Я был очень зол на Уриэля. Тоже мне проводник! Ради первой попавшейся юбки бросает свои служебные обязанности... Ну и ладно, я и без этого бабника найду отсюда выход!

    Расталкивая танцующих, я стал пробираться сквозь толпу. Время от времени я озирался, надеясь, все же, увидеть Уриэля. Но его нигде не было. Вдруг музыка оборвалась. Танцующие стали раскланиваться друг перед другом.

    "Разрешите вам представить..." - раздалось над моим ухом. Это был Уриэль со своей подружкой. Оба сияли, как медные тазы. Это еще сильнее разозлило меня, и в ответ на представление я лишь холодно кивнул головой.

    "Вы что на земле все так дурно воспитаны? Могли бы сказать пару комплиментов даме!" - шепнул Уриэль.

    "Во-первых, если это дама, то я - папа римский! А во-вторых, я вообще не умею говорить комплименты. Я даже писаным красавицам не могу сказать комплимент!" - прошипел я в ответ.

    "Красавицам говорить комплименты труднее, чем уродинам!"

    "Это еще почему?"

    "Потому что врать всегда легче, чем говорить правду!" - сказал Уриэль, и громко добавил -"Как вам нравится моя партнерша? Не правда ли мила?"

    "Просто богиня!" - саркастически ответил я, - "Венера... Лампампидуйская!"

    На лице Уриэля появилось изумление.

    "Почему Лампампидуйская?"

    "А чтоб красивее было!"

    Но тут музыка заиграла вновь, и он вновь умчался. "Ну и черт с ним!" - подумал я и нырнул в ближайший переулок, - "Потом спохватится, да уж поздно будет. Нагорит ему, небось, за то, что упустил подопечного!" В переулке было тихо, ни одной живой души. Чтобы немного подбодрить себя, я начал что-то тихонько мурлыкать себе под нос. Так я шел пока не оказался за чертой города. Окрестности по-прежнему не радовали глаз. Впереди черной тенью вставал лес.

    "Если идти все время в одном направлении, то обязательно куда-нибудь придешь..." - попытался, было, я утешить сам себя, и тут же подумал, что как раз это "куда-нибудь" меня вовсе не устраивает. Но как выбраться обратно на землю я не знал. Это знал Уриэль, и стоило бы вернуться к нему, но из какого-то дурацкого упрямства я продолжал идти вперед, уходя все дальше и дальше от Дита.

    Я шел по безмолвному мрачному лесу. На деревьях не было ни листьев, ни хвои. Только голые ветки торчали в разные стороны. Кое-где на ветках, словно большие черные мешки, висели люди. "Не иначе, они здесь так Новый год празднуют!" - пошутил я, но на душе не стало веселей. Было страшно. Чтобы не глядеть по сторонам, я уперся взглядом в дорогу у себя под ногами. Бог знает куда я думал придти, и на что надеялся... В конце концов, когда я решил, что этот проклятый лес уже никогда не кончится, когда я начал молить небо, чтобы из леса выскочило бы какое-нибудь чудовище и, сожрав меня, прекратило этот кошмар, за спиной у меня послышались шаги. Вернее, не шаги, а осторожный цокот копыт. Сердце усиленно забилось, и по висками потекли струйки пота. Но я продолжал мужественно идти вперед, не оборачиваясь, и только весь обратившись в слух. Кажется, даже уши у меня сползли на затылок.

    Цокот за спиной продолжался. Я замедлил шаг. И кто-то за спиной стал идти медленнее. Я остановил. И цокот прекратился. Тогда я обернулся. Сзади, шагах в двадцати, стояла мерзкая двуногая тварь, некое подобие волосатой обезьяны или медведя, но с лошадиными ногами. Она облизывалась, и глаза ее горели каким-то мрачным огнем. "Главное, это не показывать своего страха. Надо вести себя спокойно и уверенно..." - подумал я и... пустился наутек.

    Я несся быстрее ветра. По крайней мере, мне так казалось. Деревья мелькали будто частокол. И тем не менее я затылком чувствовал горячее дыхание догонявшей меня твари. Я бежал изо всех сил, но она не отставала. Лес становился все гуще и все темнее. Я уже чувствовал, что сил у меня осталось совсем немного, когда земля исчезла из-под моих ног. Я ничего не успел понять, и уже летел куда-то вниз, обо что-то ударялся... Руки совершенно инстинктивно вцепились во что-то длинное и холодное. Я стал всматриваться во тьму. Похоже, я свалился в какую-то яму, и теперь висел, уцепившись за торчавший из земли большой корень. Внизу была непроглядная тьма. Отпустить корень? Страшно. Разобьюсь. Попытаться влезть наверх? А вдруг эта тварь еще там? Что делать? Говорят, если действительно верить, то может произойти любое чудо. Можно и горы передвигать, можно и по воде ходить. Вот если я сейчас поверю.... Ну, так верю ли я? Я верю, я верю... Боженька сделай чудо, спаси, не дай разбиться...

    Тут я разжал пальцы, вернее, они настолько затекли, что разжались сами.

    - Ой!

    Внезапно что-то ударило меня снизу.

    - Вот зараза! Кто тут веток колючих накидал? Всю руку поцарапал...

    Я вылез из кучи листьев и веток, отплевываясь и отряхиваясь. Огляделся, постепенно глаза стали привыкать к мраку. По-видимому, я упал на дно какого-то оврага. Я попробовал вылезти наверх. Но склон был слишком крут и, после нескольких безуспешных попыток, я решил идти вдоль оврага. По дну бежал ручей и в темноте я промочил ноги. Овраг оказался довольно длинным и, когда я, наконец-то, выбрался из него, то совсем запыхался и изрядно перемазался. Передо мной опять была безжизненная равнина, а слева мрачно нависал лес. Из леса вытекал кроваво-красный, бурлящий и пенящийся ручей, пересекавший равнину и исчезавший где-то за горизонтом.

    Там, вдали, мне почудилось какое-то бледное мерцание. Быть может, это дневной свет, подумал я. Вдруг это выход на поверхность? На глаз тут было часа два ходу и я, собрав все оставшиеся силы, устремился вперед. Вдруг яркий след прочертил мрак над моей головой. Падающая звезда? Откуда же звезды здесь, под землей? Но вот еще один след, а там еще один! И не успел я сообразить, что происходит, как огромный огненный шар со свистом, дымом и шипением рухнул на землю метрах в пятидесяти от меня. Целый сноп искр рассыпался по округе, словно от громадного бенгальского огня. Искры еще сверкали в воздухе, когда другой метеорит упал сзади, гораздо ближе, чем первый. Затем огненные шары стали валиться на землю целым потоком.

    Конечно, самым разумным было укрыться в лесу или, хотя бы, в овраге, но от испуга я совершенно потерял голову. Обезумев, я метался по голой равнине, а метеориты с зловещим свистом падали то слева, то справа, то спереди, то сзади... И мне казалось, что каждый следующий попадет именно в меня. Искры сыпались со всех сторон. От ужаса я что-то кричал, но сам не слышал своего голоса. Только противный вой падающих метеоритов, который, казалось, пронзал душу. "Неужели меня сейчас прихлопнут, как таракана? Нет! Не хочу! Этого не может быть! Не должно!..."

    Очередной шар упал сзади, совсем близко. Словно кто-то рукой сильно толкнул меня в спину. Я не удержался, упал на четвереньки и пополз. Сноп искр взвился перед самым моим носом и на мгновенье ослепил меня. В отчаянии я прижался к земле. "Куда я ползу? Зачем? Все равно! Пускай меня убьет этим шаром! Сил больше нет жить в этом кошмаре!"

    Я зажмурился и съежился в комочек, ожидая, что вот-вот меня поразит огненный шар. Земля вздрагивала от ударов падающих тел. Их свист слился в единый гул. Я вжался в землю, вцепился в нее руками, будто хотел зарыться. Но ни один метеорит не задел меня. Вой начал стихать, и вскоре все затихло.

* * *

11.

"Однажды Пери молодая

У врат потерянного рая

Стояла в грустной тишине...

...И тихо плакала она

О том, что рая лишена."

Томас Мур.

    "Ах, вот вы где! Ну, наконец-то, я вас нашел!" - раздался надо мной насмешливый голос. Я осторожно поднял голову. Рядом стоял Уриэль, и, как мне показалось, гнусно ухмылялся.

    "Какая муха вас укусила? Зачем вы от меня сбежали?" - спросил он.

    "Ну да, теперь я еще и виноват! Он, вместо того чтоб за мной смотреть, за бабами какими-то ухлестывает... На меня - ноль внимания... А меня тут чуть пакость какая-то не съела... Да еще камни с неба валятся... Вот пришибло бы, тогда бы узнали..."

    "Ну не пришибло же."

    "Вам хорошо говорить - не пришибло... Небось, они не у вас над ухом свистели... А то, что мне здесь, в вашем подземелье страшно, тошно, жутко, мерзко, вам наплевать? Да?" - чем больше я говорил, тем больше распалялся. Остановиться я уже не мог. Вся усталость, все страхи обрушились на меня. Нахальная физиономия Уриэля раздражала нестерпимо.

    "Долго вы меня намерены здесь мучить? Зачем меня сюда притащили? Я хотел умереть, как человек? Тихо, спокойно... никому не мешал... Мало того, что жизнь не удалась, одни сплошные неудачи, так и после смерти нет покоя... Зачем вот это все? Ради чего мучить людей после смерти? Мало им при жизни мучений? Что за садистские замашки, ей-богу? За грехи? А кто их грешными сделал? Бог же всемогущ, ну и сделал бы их безгрешными, идеальными... А то допустил возможность греха, вроде дал свободу выбора. А когда они выбор сделали, их наказал за это..."

    Тут я впал в какое-то нервное состояние. Похоже, это была истерика. Я еще долго что-то кричал, обвинял Уриэля, плакал. Но что я говорил, не помню. Все смешалось у меня в голове. Когда я пришел в себя, прохладная ладонь Уриэля лежала у меня на лбу.

    "Ну что," - сказал он, - "успокоились? Не стоило так расстраиваться из-за пустяков. Я знаю, что вы устали. Но наше путешествие скоро закончится. Осталось совсем немного, наберитесь терпения. Что же касается ваших жизненных неудач, то они еще и не начинались. Что вы знаете о неудачах, бедах, горе? Разве то, что вы пережило - это неудачи? Подумаешь, девчонка вам отказала! Неужели такой пустяк мог так подкосить? Уверяю вас, настоящие беды ждут вас впереди. И вам придется все их вынести. Спокойно, без слез и воплей. Такова жизнь. А теперь поднимайтесь и пойдем. Если не хотите остаться здесь навсегда."

    При этих словах я моментально вскочил на ноги. Уриэль молча повернулся и не торопясь пошел вперед. Выбора у меня не было, и я потащился за ним. Через некоторое время я почувствовал, что уже не ощущаю той ужасной жары, которая преследовала меня все это время. То ли я к ней привык, то ли действительно стало прохладней. Еще через некоторое время стало просто холодно. Меня начала пробирать дрожь. На земле стал появляться иней, и я понял, что это не просто мои фантазии. "Неужто мы сейчас вылезем на Северном Полюсе?" Под ногами стало скользко. Скоро мы шли по сплошному льду, как по замерзшей реке или, скорее, озеру. Уриэль шел спокойно, так, будто под ногами было обычная земля, а мне приходилось семенить мелкими шажками.

    Периодически я поскальзывался. И вот в очередной раз, когда я чуть не ткнулся носом в лед, я глянул под ноги и остолбенел. Из подо льда на меня смотрело чье-то лицо. Тут -то я понял, что темные пятна, то тут, то там, видневшиеся сквозь лед, не что иное, как вмерзшие в него люди.

    "Что это?" - с ужасом прошептал я. И хотя я произнес свой вопрос еле слышно, Уриэль услышал меня.

    "О, это главная достопримечательность Ада! Ледяное озеро Коцит! Здесь казнятся предатели. Вот они, вмерзли в лед. Можете на них полюбоваться."

    Однако я был не расположен любоваться этим зрелищем. Я вообще-то не люблю ходить по льду. Во-первых, скользко, а во-вторых, того и гляди провалишься. А тут еще какие-то злобные рожи глядят на тебя снизу. Так и кажется, вот-вот выскочат и укусят тебя за ногу. Поэтому я постарался идти как можно осторожнее, не наступая на вмерзших в лед граждан. Да и вообще, ходить по головам как-то не хорошо, даже если это головы предателей. Но сделать это было непросто. За долгие века человеческой истории предателей накопилось такое количество, что я с трудом отыскивал свободное от них место.

    Я так этим увлекся, что не заметил, как Уриэль остановился. Продолжая идти, я уткнулся прямо в его спину.

    "Ну, вот мы и пришли." - сказал Уриэль.

    Перед нами возвышалось нечто грандиозное по размерам и чудовищно волосатое. Это нечто вырывалось из-подо льда и, словно столп, уносилось куда-то вверх.

    "Это что еще за баобаб?"

    Уриэль укоризненно поглядел на меня.

    "Это не баобаб. Это ОН! Некогда прекраснейший из ангелов, он был низвергнут сюда..."

    "Бедняга! Он здорово запустил себя." - сказал я, глядя на его нечесаную шерсть. По правде говоря, я так и не понял, были ли это ноги или же что-то еще.

    "Я смотрю, вас ничем не проймешь!" - с досадой заметил Уриэль, - "Все шуточки..."

    "Нет, я поражен. Честно-честно! Просто я очень устал от ваших здешних кошмаров. Может, перейдем, наконец, к чему-нибудь повеселей? Как я понимаю, с Адом мы закончили? Может, займемся Раем?"

    "К сожалению, по Раю я вас провести не смогу. Мне туда ходу нет. Но если у вас есть знакомая чистая и непорочная душа, то, может быть, она согласиться вас сопровождать? Вот у Данте, например, была Беатриче..."

    Мне стало грустно. "Нет, - вздохнув, сказал я, - Беатриче у меня нет..."

    "Тогда прощайте!... Впрочем, хоть это и не положено, я вам кое-что, все же, покажу... Не Рай, конечно, но вход в Рай сможете увидеть. Закройте глаза. Что видите?"

    " Ой," - удивился я, -"Сколько народа! И что, они все попадут в Рай?"

    "Нет, они только хотят туда попасть. А попадут очень немногие."

    "Смотрите, смотрите! Некоторые забрались другим людям на плечи. Это что еще за игра?"

    "Это не игра. Просто они хотят на чужом горбу в Рай въехать."

    "И удается?"

    "Нет, никогда и никому. Но желающих от этого не становится меньше. Ну, достаточно. Открывайте глаза!"

    Я открыл глаза. Уриэль положил мне руку на плечо.

    "Теперь давай прощаться!" - он почему-то вдруг перешел на "ты".

    "До свидания! Приятно было познакомиться! Спасибо за все!"

    "Не за что! Ты развлек меня! Вы, смертные, чертовски забавный народ." - сказал он, улыбнувшись одними губами. Глаза его оставались бесстрастны.

    "До скорой встречи!" - и, уходя, добавил, будто разговаривая сам с собой, - "Жаль, что в следующий раз, когда ты придешь сюда навсегда, ты уже не будешь так забавен..."

    Тут он растаял в воздухе, превратившись в радужную пыль. В этом радужном облаке исчезло все. Какие-то мыльные пузыри поплыли перед моими глазами: красные, зеленые, синие, и снова красные...

    Затем наступила полная темнота.

* * *

12.

"Но что там? Что? Неведомая сила

Раздвинула покровы бытия

И смерть передо мной разоблачила?

Иль это только царство сна..."

П.Б. Шелли

    Сначала была тишина. Потом где-то вдалеке защебетали птицы. Я открыл глаза. Ласковый солнечный свет заливал всю комнату. В окно был виден кусок чистого синего неба, без единого облачка. Я даже не сразу понял, где нахожусь. Какая-то неизъяснимая радость переполняла меня. На душе было легко. И сам я был легок, как пушинка. Я не чувствовал своего тела. Будто не было у меня ни рук, ни ног, ничего. Казалось, я могу взлететь с кровати и парить в воздухе.

    Я резко сел. И тут же почувствовал, что состояние легкости было обманчиво. В глазах потемнело. Поплыли какие-то круги. Голова закружилась, а сердце внезапно забилось так, будто хотело вырваться из груди. Несколько минут я сидел неподвижно, стараясь прийти в себя. Затем медленно сполз с кровати. Попытался встать. Ноги слушались плохо, но все же мне это удалось. Опираясь на стену, я доковылял до ванной. В зеркало на меня глядело страшное чужое лицо красивого изумрудного цвета. Неужели это я? Голова кружилась, и во всем теле чувствовалась чудовищная слабость. Мутило.

    "Ну что ж, я жив....Что же со мной было? Что будет дальше? Как мне теперь жить?..." - ответить на эти вопросы я не мог, мысли в голове путались. Полное отупение и безразличие.

    "Поживем - увидим!..." - сказал я зеленому человеку в зеркале. Тот горько ухмыльнулся в ответ... We shall begin!

Страницы: 1   2  3  главная