О поэзии

В основном о поэзии.

Сентябрь 1990 г.

Если вы взяли на себя труд прочитать название этой статьи, то, вероятно, поняли, что речь в ней пойдет о поэзии. В основном конечно, т.к. говорить о поэзии, не говоря об искусстве в целом, да и о многом другом, невозможно.

Кто-то скажет, что поэзия - не самая важная тема сейчас. Что ж, может быть. Пусть тогда почитает что-нибудь другое. А я все же буду говорить о поэзии.

Взяться за перо меня заставило желание высказать свое мнение по поводу некоторых суждений нашей литературной критики. Читая критические статьи и разговаривая с людьми, я понял, что эти суждения не являются случайными, а довольно широко распространены и имеют глубокие корни. С первого взгляда они не вызывают никаких сомнений в своей абсолютной, казалось бы, истинности. Эти суждения подкреплены ссылками на крупнейшие советские авторитеты и порой просто поражают своей непоколебимостью. Однако, при пристальном изучении, эти постулаты рассыпаются во прах и оказываются ни чем иным, как простыми заблуждениями. Часто, к тому же, они высказываются безапелляционным тоном и не понятно, что за этим стоит - невежество или просто удобное поведение. Скорее всего, и то и другое. К тому же безапелляционность и невежество всегда идут рядом.

В этой статье я взял на себя смелость (или наглость – как кому больше нравится) опровергнуть некоторые широко распространенные суждения о поэзии и искусстве. А чтобы укрепить свою позицию, я постараюсь все время прятаться за цитатами людей, имеющих больший авторитет, чем мой. Это, правда, не будут классики марксизма-ленинизма, но люди достаточно авторитетные.

Все, что я хочу сказать, отнюдь не ново, все это уже было сказано, и не раз. Приходится только сожалеть о том, что напрасно, раз нужно повторять это.

Я не ставлю целью переубедить критику. Вовсе нет! Но эта статья может оказаться полезной для молодых поэтов. Пусть они осторожнее относятся к тем советам, которые им даются. Пусть не спешат делать так, как от них хотят. Пусть не торопятся подгонять свои действия под какую-либо теорию, в угоду тому или иному художественному направлению или группе. Пусть повинуются своей душе и она приведет их к нужной цели.

Возможно, что некоторые мои слова покажутся резкими. Что ж, мы достаточно питались манной кашей. К тому же, уверяю вас, что ни в коей мере не хотел обидеть кого-либо персонально, и, надеюсь, что у умных людей достанет здравого смысла не принимать это на свой счет. Читая эту статью, руководствуйтесь разумом. Не смотря на некоторое, нахальство, в ней все же есть кое-какой смысл.

Первое, и очень распространенное, заблуждение – это уверенность в том, что в искусстве в целом, и в поэзии в частности, существует прогресс. Это положение, по сути дела, является одним из "китов", на которых держится теория "социалистического реализма". И даже более того – весь т.н. "марксизм-ленинизм" держится на идее прогресса. Вся история человеческого общества, в т.ч. и история литературы, с этой точки зрения представляется рядом последовательно сменяемых этапов на пути к сияющей вершине – нашему современному состоянию.

Именно для этого жило и трудилось все человечество в течение тысяч лет. Какое самодовольство и бесстыдство! Особенно умиляет та снисходительность, с которой любой "скромный" советский педагог журит Сократа, Гегеля, Сен-Симона, Толстого, декабристов и т.п. и т.д. Что поделаешь – и до этого-то они не додумались, и до понимания того-то не поднялись, и вообще им все время мешала ограниченность классового сознания.

Эта теория так крепко вбита в головы людей, что у нас многие из тех, кто ругают марксизм, неосознанно верят в нее. Тем более, что она имеет глубокие исторические корни.

Не будь я так ленив, и позволь мне здесь место и время, я бы, пожалуй, взялся бы доказать, что прогресса, в его классическом понимании, не существует в помине. Вообще мир, как говорят французы: "Plus ca change, plus c’est la meme chause". ¹ Но, поскольку я начал говорить о поэзии, то вернемся к нашим литературным критикам.

Прогресса в искусстве нет и быть не может. Цели искусства на протяжении всей истории человеческого общества остаются неизменными. Меняются стиль и методы их выражения, но говорить о том, что поэзия, например, становится лучше, совершеннее, нельзя. Вряд ли можно найти в современной поэзии произведения равные по глубине мысли и чувства поэмам Лукреция и Гомера, сонетам Петрарки. Античная поэзия, поэзия Возрождения, а в России Пушкин – вот некоторые вершины искусства. Современная же поэзия, по-моему мнению, находится в глубоком упадке. И не только в Советском Союзе.

Можно создать машины, которые будут добывать руду или уголь, или делать пуговицы. Тогда по количеству и качеству произведенной продукции можно судить о том, какая машина лучше, а какая хуже. Но как быть с поэзией? Восприятие ее субъективно, и где взять критерий оценки поэтов? Конечно, можно отличить гений от бездарности, но как сравнить великих поэтов? ²

Слабое подобие прогресса можно найти лишь в тех видах искусства, которые непосредственно связаны с техникой, например, в кино. Но и здесь это весьма проблематично. Ведь режиссер не обязан использовать все новейшие технические достижения, и для создания нужного эффекта он может отказаться от некоторых из них. Например, от цвета или звука.

Во всем длительном периоде существования поэзии невозможно заметить какой-либо прогресс, т.е. последовательного улучшения. В отдельные моменты, глядишь, промелькнет что-то похожее, но тут же исчезает. Поэзия меняется, но становится ли она лучше? Я рискую повториться, но у кого повернется язык объявить Вознесенского, Рубцова, Евтушенко, даже Есенина, лучшими поэтами (или хотя бы равными) Шекспиру, Гомеру, Петрарке, Пушкину? ³ На мой взгляд, тут, скорее, надо говорить о деградации, чем о прогрессе. Вопреки распространенному у нас мнению, новое – это не всегда лучшее. Кстати сказать, и по поводу того, что такое новизна в искусстве и, в частности в поэзии, имеется немало заблуждений.

Из ошибочного мнения о существовании в искусстве прогресса логически вытекает следующее заблуждение.

Считается, что поэт должен, нет, просто обязан, искать новые темы, "непроторенные тропы в искусстве", открывать новые пути и направления и т.д. и т.п. Сколько раз я это слышал и читал об этом. И ни кому не приходит в голову мысль спросить: "А зачем он это должен? Кому?"

Новизна в искусстве не может быть самоцелью, это глупость! Как говорил Поль Валери – "Ничто не стареет так быстро, как новизна".

Желание во что бы то ни стало соригинальничать, написать что-то сверхновое, частенько приводит к пустому кривлянию, жонглированию словами. Поэт должен прислушиваться к своей душе, а не повиноваться беспрекословно каким-либо теориям, пусть даже они и кажутся очень разумными. Только своя душа и желание быть понятым другими людьми.

И пусть, наконец, мне кто-нибудь скажет, что принципиально нового появилось в поэзии за последний век? Стихи без рифмы? 4 Отнюдь не новость. Это, пожалуй, самый древний вид поэзии. Стихи без смысла? Они, по-моему, были всегда, правда, не в таком количестве. 5 Да и нужны ли они? История стихосложения насчитывает не одну тысячу лет. За это время родилось и умерло много прекрасных поэтов, множество средних и необозримое море поэтов бездарных.

Все самые умные мысли и все самые ужасающие глупости были ими уже высказаны. Что же нового вы хотите сказать? Да, мир меняется. Меняются условия жизни, появляется новая техника. Но человек изменился очень мало. Вечные проблемы, такие как Любовь, Смерть, Добро, Зло, Боль, остаются для него самыми важными. Смешно убеждать человека не любить, не страдать или не умирать на том основании, что это делали до него миллионы людей, и что это уже не ново.

Неужели поэзия должна воспевать только технические новшества или политические реформы? Нельзя же свести поэзию к этому. Это бред! Это не поэзия – журналистика, публицистика, что угодно, но не поэзия! ⁶

Что-либо кардинально новое в поэзии появится тогда, когда изменится человеческая натура. До этого поэты будут (они, впрочем, это и делают) повторяться в мыслях, в форме, и ничего особенно плохого в том нет. Не надо стремиться быть оригинальным, новым, непохожим на других. Надо стремиться быть искренним, быть самим собой, и вы будете оригинальным, новым, непохожим на других (если у вас есть что-то в душе), т.к. в мире нет двух абсолютно похожих людей, также как нет людей абсолютно непохожих.

Если вы будете искать лучший способ выразить в искусстве свою душу, то, возможно, вы найдете что-то новое, до чего еще никто не додумался (хотя и вряд ли). Но если вы поставите себе целью во что бы то ни стало найти новое, вы вряд ли сделаете что-либо стоящее.

Конечно, сейчас в чести стихи без рифмы, ритма (а подчас и без смысла), но значит ли это, что надо отбросить как ненужный хлам всю "традиционную" поэзию, т.е. поэзию с рифмой и т.д.? ⁷Современная концепция развития поэзии, новизны в поэзии, основана на европейском мировоззрении, европейской традиции. В нашей же стране она (как, впрочем, и все остальное) доведена до абсурда.

К этому привело и плохое знание богатейшего мирового поэтического наследия. Считается, что достаточно знать современных поэтов, ну, на худой конец, классиков, которых учат в школе. К среднему человеку, неискушенному в поэзии, трудно предъявлять какие-либо претензии, но для литературных критиков и поэтов этого явно мало. Поэзия ведь существует с незапамятных времен, и не надо относиться свысока к людям, вся вина которых состоит в том, что они родились на несколько веков раньше нас. Это не причина считать их глупее себя.

Я понимаю, знать всех поэтов не возможно, да и не нужно. Но иметь, хотя бы общее, представление об истории поэзии необходимо; особенно людям, которые этим профессионально занимаются. Ведь есть же поэтические системы во многом отличные от европейской и, возможно, более мудрые. Так почему же мы заклиниваемся на европейской, не учитывая, например, опыт Востока. Восточная поэзия – это совершенно другое мировоззрение, где следование традиции не считается чем-то предосудительным, а наоборот, достойно похвалы. Для Востока характерно мудрое, почтительное отношение ко всему написанному ранее, в отличие от современных европейцев с их желанием что-то разрушить, ниспровергнуть, стремлением что-то кому-то доказать, и вечной борьбой художественных школ и направлений.

Вот всего лишь один пример того, насколько различны европейское и восточное поэтические восприятия. Так в персидской поэзии понятие "образ" совершенно не соответствует нашему.

"По персидским литературным канонам, в поэте больше всего ценят умение создать новые образы, по-персидски "маани". Отметим, что содержание понятия "маани" и "образ" не совсем совпадают. В европейской поэтике образом называют применение различных средств поэтической выразительности. Можно, например, уподобить красавицу – розе, стан красавицы – кипарису, и тогда роза станет образом красавицы, кипарис – образом стройного стана. Созданный одним поэтом, этот образ при повторении теряет оригинальность, может превратиться в литературный штамп.

В персидской поэзии все по-иному: в стихотворениях каждого поэта десятки раз встречаются "розы" и "кипарисы", но там они служат своего рода основой образа, которая превращается в подлинный образ (маани) только с помощью привлечения новых стилистических и поэтических средств, установления новых семантических связей. Это многочисленные вариации на одну и ту же тему-первооснову составляют одну из характерных черт персидской поэзии". ⁸

Т.е. нет необходимости описывать стройность девичьего стана, его заменяет слово "кипарис", а "гиацинт" - это густые, темные, благоухающие волосы красавицы. У Омара Хайама чаша вина – это не просто вино, это чаша разума, чаша Джамшида; глиняный сосуд – не просто сосуд, это символ бренности человеческого существования, и одновременно символ всемирного круговорота. То же наблюдается, например, и в древней мексиканской поэзии. Если взять известную астекскую философскую концепцию "цветов и песен", выраженную во многих стихотворениях, то и здесь "цветы и песни" выступают как многозначный символ: это и то прекрасное, что существует в природе, созданной божеством, и человеческое творчество, искусство; это то прекрасное в жизни, что противостоит смерти, то, ради чего человеку стоит жить.

Казалось бы, после многих повторений все эти символы должны были бы превратиться в штампы, но это не так.

Ведь человеческая речь может быть поделена на ряд составных единиц, на предложения, например, а те, в свою очередь, на слова. Так вот, можно говорить словами, а можно – предложениями или более крупными единицами. В современной европейской поэзии описание идет словами, а в восточной – целыми понятиями, символами. В каждом языке есть определенный набор общепринятых выражений, которые помогают людям высказать свое отношение к описываемому, не изобретая каждый раз колесо, т.е. используя минимум средств, вложить в свои слова максимум смысла.

Так и восточные поэты одним словом обрисовывали человека, предмет, чувство, не тратя лишних слов. Тогда появляется возможность заниматься стихом в целом, его сутью, и все благодаря главной черте всех этих стихотворных произведений – традиционности. Здесь нет стремления постоянно разрушать созданное ранее и начинать каждый раз с нуля. И, по-моему, в этом ничего плохого нет. Ведь традиционность прослеживается в любом случае, даже в показном пренебрежении традицией. Человек не может совсем оторваться от своего прошлого, от прошлого человечества. И если он старается это сделать, то его потуги выглядят жалким кривлянием.

Возвращаясь к восточной поэзии, я хотел бы добавить, что, по-моему мнению, стихотворение не должно делиться на "образы" ("образ березы", "образ дома", образ человека"), оно само должно являться единым монолитным образом – образом какого-то чувства, события, состояния, процесса. Ибо поэзия это описание действий и процессов, а не статичных предметов. Лессинг писал, что "живопись изображает тела и опосредованно, при помощи тел, движения. Поэзия изображает движения и опосредованно, при помощи движений, тела". ⁹

Итак, стихотворение – единый образ, а наименьшими единицами в нем является то, что сейчас считается образом. И поэтому повторение таких единиц в различных стихотворениях – это нормально, как и повторение одинаковых слов. Не надо только чтоб оно было слишком частым, чувство меры надо соблюдать во всем.

Такой подход к стиху делает его кратким, монолитным (а не подобным манной каше), более энергичным и сильным. Вот почему, по-моему мнению, предпочтительнее небольшие стихотворения, чем "многотомные эпопеи". В последних труднее создать единый образ и добиться такого же сильного воздействия на читателя, как в небольшом стихотворении. А ведь воздействие, производимое стихом на людей, и есть самое важное в поэзии.

К тому же традиционность "образов" делает поэзию понятной широкому кругу людей. В авангардной поэзии, положим, "образы", понятные автору, не всегда понятны окружающим. А искусство, и поэзия в частности, чтобы там не говорили, существует для людей. ¹⁰

Абстрактные, авангардные и подобные им стили возникают как реакция на, казалось бы, устаревшие приемы господствующего художественного направления, а по сути дела – реакция на засилье бездарностей. Однако и сам авангард, как шараханье в другую крайность, чаще всего является такой же ложью, как и то, с чем он борется. Ведь это в большой степени поза. Я уже не говорю о том, что, когда авангард в моде, этим пользуются мошенники и бездари, не умеющие ни писать стихи, ни картины и т.д.

Все дело в том, что люди большое внимание уделяют не содержанию, а внешнему выражению, внешней форме. Может быть, некоторое изменение формы, время от времени, необходимо. Все же меняется время, меняется человеческое восприятие. Но люди, почему-то, всегда устраивают из-за этого целые побоища; бросаются в крайности, начинают отрицать всю предшествующую культуру и т.д. И все из-за свойственного людям недостатка мудрости и преувеличенного внимания к пустякам (а часто – по причинам в прямую не связанным с искусством).

Из вышесказанного вовсе не следует, что я категорически против "поисков нового". Вовсе нет! Просто надо смотреть на вещи реально, и не надо обольщаться. Новое – это, чаще всего, хорошо забытое старое (фраза избитая, но, тем не менее, верная). И потом, бездарности не помогут ни авангард, ни традиционность; талантливый же человек будет талантлив, что бы он ни избрал.

Итак, мы выяснили, что вряд ли существует на свете тема, на которую не было бы написано стихотворение. Множество поэтов писали на одну и ту же тему. Да и как можно не писать о таких вечных категориях, как дружба, смерть, любовь? А сколько существует бродячих сюжетов?

Вообще же, к подражаниям и заимствованиям в литературе относятся спокойно до тех пор, пока речь идет о классических произведениях. Никого не возмущает, что толчком к созданию знаменитых пушкинских строк – "Проснись, красавица, проснись!" - послужило стихотворение Ронсара. Никого не удивляет (и справедливо), что Мольер подражал Плавту, который, в свою очередь, находился под влиянием Менандра; что Мюссе начинал с подражания Байрону и Шекспиру, а в "Философских повестях" Вольтера явственно чувствуется влияние Свифта, "Тысячи и одной ночи" и еще Бог знает скольких литературных произведений. Все литературоведы вполне спокойно относятся к тому факту, что на одну и ту же тему, например о Доне Жуане, писала масса народу: Тирсо де Молина (1620), Чиконвини (1650), Мольер (1665), Корнель (1673), Гольдони (1736), Байрон (1818-23), Пушкин (1830), Мюссе (1832), Мериме (1834), Дюма (1836), Бодлер (1857), А. Толстой (1859), Гаух (1864). И это еще не полный список.

Однако, заимствования, подражания или даже намек на что-либо подобное не прощаются молодым поэтам. Критики становятся в третью позицию и, раздувшись от сознания собственной значимости до невероятных размеров, грозно вопиют: " У вас про что? Про любовь? Но ведь это же так старо!"

Мне кажется, что господам критикам стоило бы вести себя несколько более последовательно. Почему одним можно, а другим нет? Ведь тут важен не сам факт подражания, заимствования темы или чье-то влияние, важно – талантливо ли это сделано или нет. Без влияния других, предшествующих поэтов, без подражания им, хотя бы на первых порах, вероятно, обойтись невозможно. Де Лабрюйер писал: " Чтобы достичь совершенства в словесности и – хотя это очень трудно – превзойти древних, нужно начинать с подражания им".

Так не лучше ли брать для подражания самые великие образцы? Ведь ученик, увы, редко превосходит своего учителя, а в большинстве случаев оказывается ниже его. Стоит ли заранее снижать себе планку? Не лучше ли попытаться достигнуть Великой Цели, пусть безуспешно, чем отказаться от этого и довольствоваться шестком для сверчка? Может быть именно потому, что Мюссе когда-то подражал Шекспиру, а не кому-то, он и стал потом Мюссе. ¹¹

В этом отношении современные советские поэты и писатели, даже лучшие из них, не образец для подражания. Да и кто сказал, что нужно писать так же как они? Почему подражание классикам воспринимается с кислой миной, а стихи, написанные убогим соцреалистическим стилем, или же под "авангард", воспринимаются благожелательно?

Важен не столько стиль, сколько личность. Личность выбирает стиль. Ирония, остроумие и философское восприятие продиктовали Вольтеру стиль его стихов; Личность создателя видна и в мощных, несколько тяжеловесных стихах Микеланджело, и в сарказме Свифта, и в легкости Ронсара.

"Есть в поэзии еще одно свойство, которое, кажется, не отвергалось ни кем, в ней должна отражаться неповторимая личность ее создателя, и, чем крупней эта личность, тем значительнее поэтическое творение. Как бы ни озадачивали с первого взгляда "Озарения" Рембо, его лицо за ними, безусловно, просматривается. А в большей части современной "аморфной" французской поэзии личность поэта просто отсутствует. Это же нередко происходит и с рифмованными стихами, написанными по всем правилам традиционного стихосложения, и происходит не только во Франции". ¹²

Кстати, (позволю себе небольшое отступление) в стихах не обязательно должны преобладать чувства. В них могут быть и мысли. А в мыслях (я имею в виду умные мысли) всегда ощущался некоторый недостаток; у нас же до сих пор это, по-моему, самый большой дефицит.

Но ведь бывают поэты, для которых разум выше чувств – поэты-мыслители, поэты-философы, такие как Веневитинов, Вольтер, Леопарди, де Виньи.

Как часто приходится слышать: "В стихах надо писать только то, что нельзя выразить прозой!" При этом делают такое многозначительное лицо, будто сказали невесть какую мудрость. И ссылаются на различных известных людей, в том числе, например, на Брюсова, забывая, что известные люди, и даже люди великие (к коим Брюсов не относится), все же оставались людьми и иногда тоже говорили глупости. Да, да, именно так!

Прозой можно передать все, что угодно. Конечно, в той степени, в какой вообще возможно передавать словами человеческие мысли и чувства. Вспомните нерифмованные стихи Гейне, "Стихотворения в прозе" Оскара Уайльда, вспомните Рембо. А гекзаметр, что это как не ритмическая проза? Бросьте, не занимайтесь софистикой! Одно и то же можно сказать и прозой и стихами. Каждый выбирает то, что ему ближе. К тому же между стихами и прозой нет четкой границы. Как, впрочем, и между всем в этом мире. Четкая классификация – это любимое занятие человека, в природе этого нет. Но вернемся к разговору о личности в поэзии. Если поэт – личность, то его индивидуальность будет видна даже в стихотворениях с заимствованной темой и размером. Это невероятно, но это так. Ведь вышеперечисленные произведения о Доне Жуане так не похожи друг на друга. А восточные поэты, например, несколько веков писавшие чудесные газели и т.д., несмотря на то, что и тематика и форма этих стихотворений были строго ограничены канонами. ¹³

Но, к сожалению, убогий строй порождает убогих поэтов. Поэзия – это красота и мудрость. Сейчас потеряно и то, и другое. Мелкие чувства – мелкие мысли. Мысли путаются в голове, поэтому так сложно и невнятно подчас изъясняются. Давайте бросим делать вид, что у нас все полки забиты гениальными произведениями. Полноте! Кого мы хотим обмануть? Вся современная советская литература не стоит и выеденного яйца. О какой литературе может идти речь, когда писатели заняты борьбой за жирный кусок и выяснением национальности друг друга? Да и как может быть иначе, если люди искалечены этим обществом, этой тупой, безмозглой идеологической системой, агонию которой мы сейчас наблюдаем. Этим жутким монстром, смесью ублюдочного материализма, поставленных с ног на голову социалистических идей, и вульгарно понятого реалистического искусства. Все, что она брала из мировой культуры, она, не в силах этого понять, доводила до абсурда. Мудрость и красота вызывали в ней звериную ненависть, и чтоб убить их, она забивала головы людей отвратительными гадами, словами-ублюдками: совдеп, губком, комбед, ликбез и т.д и т.п.

Она превратила человеческую речь и мышление (с ударением на первой букве "е") в сборище убогих, ничего не значащих штампов. Единственное, что она довела до совершенства, до уровня высокого искусства – это демагогия, чему мы можем быть свидетелями, слушая речи некоторых наших высокопоставленных руководителей.

У людей, всю жизнь проживших в этой системе, на лбу печать проклятия, и надеяться можно лишь на молодое поколение.

Ведь нам досталось богатейшее многовековое наследие мировой культуры, литературы, поэзии. Не пренебрегайте им – оно ваше! Не хотелось бы оставлять надежду на то, что наша поэзия, литература, искусство, когда-нибудь опять выйдут на уровень достойный этих названий.

Тут, я думаю, мне следует себя остановить, а то эта статья грозит стать бесконечной. Что ж основное из того, что я хотел сказать, я сказал. Правда, перечитав статью, я с удивлением обнаружил, что она получилась гораздо хуже и сумбурнее, чем собиралась быть вначале. Но теперь уж ничего не поделаешь. Что же касается высказанных в ней суждений, то, как мне кажется, они вовсе не безнадежно глупы. Впрочем, об этом судить не мне.

Примечания.

1. Чем больше меняется, тем больше остается неизменным.

2. Мне кажется, что теперешняя публика, воспитанная на стихотворном чтиве наших журналов и примитивных текстах эстрадных песенок, скоро перестанет воспринимать классическую поэзию, как перестала воспринимать классическую музыку.

3. "Писатель и, шире, художник играет в человеческом обществе неизменную роль. Независимо от времени и места. Роль эта многогранна… Было бы абсурдом утверждать, что роль писателя в современном мире полностью отличается от той, которую он играл прежде, что форма искусства, которая была прекрасна, может навсегда утратить свою значимость и что в искусстве существует прогресс. Ни один современный поэт не может быть гениальнее Гомера и греческих трагиков. Пруст не выше Бальзака; он просто другой. Малларме и Валери не представляют "прогресса" по отношению к Гюго и Бодлеру; это просто другие люди, живущие в другую эпоху. Чехов не лучше и не хуже Гоголя; и он не стал бы тем, чеи был, если бы Гоголь не был его предшественником. Ни один писатель, ни одно поколение не начинает с нуля". А. Моруа "Роль писателя в современном мире", в кн. "60 лет моей литературной жизни. Сборник статей", 1977.

4. Отсутствие рифмы характеризует античную поэзию и песнопения первобытных племен (например, американских индейцев). Без рифмы написаны древние эпосы многих народов, а также стихи замечательного мексиканского поэта Несауалькойотля (1402-1472).

5. Возможно, я ошибаюсь, и стихи без смысла действительно нововведение нашего времени. Тогда я приношу свои извинения и поздравляю всех с этим ценным приобретением.

6. "…..Сейчас

Я возвращаюсь вспять, иду к былому

Иным путем – согласен я с сужденьем,

Что, если хочешь заслужить у века

Хвалу и славу, - не противоречь

Ему, с ним не борись, а повинуйся,

Заискивая: так легко и просто

Окажешься средь звезд. И все же я,

Стремящийся со страстью к звездам, делать

Предметом песнопений нужды века

Не стану – ведь о них и так все больше

Заботятся заводы…"

Джакомо Леопарди.

7. "Поэтическое видение мира, ассоциативность, подчиняющаяся своим особым законам, а не законам логики, и ассоциативная образность – вот что, по их словам, в первую очередь определяет поэзию, а не ритм, строфика, или рифма. В этом плане для теоретических построений и для последующей литературной практики оказались более показательными "Озарения" Артюра Рембо, в которых действительно почти нет разбивки на строки, нет рифмы и присутствует только нечетко выраженная ритмическая организация текста… При такой теории и практике совершенно упускается из виду, что поэзия в своих истоках имела, так сказать, мнемоническое предназначение, т.е. легко должна была запоминаться, и это ее свойство не потеряло цену и в двадцатом веке". М. Кудинов, вступительная статья к кн. Вольтер "Стихи и проза", 1987

8. Османов М.-Н. "Омар Хайам. Проблемы и поиски" в кн. Омар Хайам "Рубайат", 1972.

9. Лессинг Г.Э. "Лаокоон, или о границах живописи и поэзии", 1957

"Живопись создает произведение, которое во время работы – ничто, после же завершения ее – все; поэзия же насыщена энергией, здесь во время своей работы душа должна воспринимать все, а не начинать воспринимать тогда, когда работа уже прекращена… Если в поэзии я на протяжении всего изображения красоты ничего не чувствовал, то попытка представить ее в целом ничего мне не даст. Художник воздействует при посредстве образов, стремясь достичь иллюзии для взгляда, обнимающего сразу цельную картину; поэт же воздействует на душу, пользуясь духовной силой слов в процессе последовательного развертывания воображаемой картины". J.G. Herder, Samtlich werke, Herausg, V.B. Suphan, Bd. III, B., 1878, S. 158-159

10. "Считаю, что художник должен работать для людей. А вот в абстрактной живописи художник работает больше для себя. Мне кажется, что любая картина требующая объяснения – это уже не искусство, а что-то другое". Кн. О.В. Волконский.

11. Есть такой старый анекдот: Шекспиру один молодой поэт как-то сказал, что хотел бы стать Шекспиром. На что тот ответил так: "В юности я хотел быть богом, а стал только Шекспиром. Что же выйдет из вас?"

12. М. Кудинов, вступительная статья к кн. Вольтер "Стихи и проза", 1987

13. "Как часто, казалось бы, выработанные до конца, брошенные рудники скрывают новые залежи, а выброшенная на поверхность порода содержит материал еще более драгоценный, чем тот, что был выбран. Замечание это относится не только к горному делу. Так не бойся думать и говорить то, о чем уже говорили и думали даже великие люди. Есть вещи, проблемы не только глубокие, но бездонные и, даже опускаясь на ту же глубину, на ту же длину веревки, можно увидеть нечто, чего не видели до тебя. И, высказываясь и повторяя на свой лад, вглядываясь в уже известное, тебе вдруг может открыться новая грань, новый поворот, а за ним и невиданная до сих пор долина". Дмитрий Краснопевцев "Из записок художника", "Горизонт", Љ2, 1990.